— Не так уж много родилось в те выходные, если мне не изменяет память. Кэссиди Портер, конечно. И сын проповедника. Это трудно забыть. У жены проповедника, Норы, отошли воды в середине «Иисус Христос воскрес сегодня». Как водопад по всей первой скамье. Её подруга отвезла её в больницу, пока пастор Уэйн заканчивал службу.

Пастор Уэйн.

У меня кровь стынет в жилах, и я моргаю в шоке, глядя на неё.

— Ч-что вы сказали? Как звали пастора?

— Джексон Уэйн.

«О, Боже мой».

Мисс Долби продолжает:

— Пастор Уэйн закончил проповедь и остался на кофе после неё, потому что это была Пасха и всё такое, а все знают, что первые роды занимают целую вечность. Около полудня он подошёл к своему дому, чтобы переодеться, но к тому времени, когда он был готов последовать за Норой в больницу, снег валил как из ведра. Дороги непроходимы. Не думаю, что он видел малыша Джексона до утра вторника.

— Джексон Уэйн, — бормочу я, кусочки огромной головоломки складываются вместе в моей голове, когда я вспоминаю, как я впервые встретила «Уэйна».

«Они зовут меня Уэйн».

«Я знаю эту гору».

«Я местный, родился в Миллинокете».

«Я мог бы тебе помочь».

— Джексон Уэйн младший. Его звали Джей-Джей, — говорит мисс Долби, задумчиво постукивая себя по подбородку. — Странное явление в ретроспективе.

— Почему это?

— Ну… сын методистского пастора и сын серийного убийцы, родившиеся в одну и ту же ночь, в одном и том же месте, во время одной из самых страшных бурь века.

— Джексон Уэйн младший, — говорю я, затаив дыхание. — Эм, Джей-Джей — он был сыном пастора?

Она смотрит на меня и вздыхает.

— Да. Но, Боже мой, вы бы никогда не догадались. Он был настоящим исчадием ада.

Её лицо мрачнеет.