В октябре 1921 года он начал семейную жизнь с Кайхуэй в месте, называемом Пруд с Прозрачной Водой, теперь у него был дом и достаточно денег, чтобы нанять прислугу.
Это было чудесное местечко, где река впадала в огромный пруд, постепенно становясь совершенно прозрачной, отсюда и название места. Дом Мао был традиционной постройкой, с черными деревянными балками и пестрыми кирпичными стенами. С одной стороны дом был обращен к полям, засаженным овощами, а с другой — к невысоким холмам.
Теоретически дом считался штаб-квартирой Хунаньского отделения партии. Одной из обязанностей Мао, как провинциального партийного лидера, была вербовка новых членов, но рвения он не проявлял. Когда в ноябре 1920 года его в первый раз попросили пополнить ряды Союза молодежи, он перепоручил эту работу кому-то еще, а сам отправился отдыхать со своей подругой Сиюн, заявив, что едет «изучать систему образования».
В отличие от большинства великих диктаторов — Ленина, Муссолини, Гитлера — Мао не вдохновлял пламенных последователей своими речами или идеологической притягательностью. Он попросту выбирал добровольных помощников из числа своих приближенных, людей, которые готовы были выполнять его приказы. Его первый новобранец, друг и управляющий книжным магазином И Лижун описывал, как вскоре после возвращения с 1 съезда Мао вызвал его из магазина. Облокотившись на бамбуковую изгородь, окружавшую двор, Мао сказал И Лижуну, что тот должен вступить в партию. И Лижун ответил, что слышал, будто во время русской революции погибли миллионы человек. Но, как рассказывал И, «Мао попросил меня вступить в партию, и я вступил». Так Мао основал свое первое отделение партии в Чанша. Ячейка состояла всего из трех человек: самого Мао, И Лижуна и товарища, сопровождавшего Мао на I съезд.
Затем в партию вступили члены семьи Мао — его жена и братья, за которыми он послал в деревню. Цзэминь вел семейное дело и ловко управлялся с деньгами. Он взял на себя заботу о финансах Мао. Мао вызвал из деревни в Чанша и других родственников, поручив им различную работу. Некоторые из них вступили в партию. Сторонников Мао вербовал, привлекая в основном членов своей семьи и друзей.
В действительности вто время молодежь Хунани активно интересовалась коммунизмом (включая человека, ставшего впоследствии вторым человеком после Мао и председателем КНР Китая, — Лю Шаоци), среди них были те, кто спустя несколько лет стали лидерами КПК. Но их привлек в партию не Мао, а пятидесятилетий марксист Хэ Миньфань — глава уезда Чанша. Миньфань финансировал членство Лю и других в Союзе социалистической молодежи в конце 1920 года, а также способствовал их поездке в Россию. Сам он не приехал на I съезд партии, поскольку приглашение было направлено Мао, чрезвычайно ревниво относившемуся к Хэ Миньфаню, в особенности из-за успеха того по привлечению в партию новых членов. Когда в 1922 году Лю Шаоци вернулся из Москвы, Мао пристал к нему, пытаясь выведать, как Миньфаню это удалось.
Став руководителем официального отделения КПК, Мао задумал устранить своего невольного соперника. Миньфань руководил общественным лекционным центром, располагавшимся в прекрасном здании — величественном клановом храме, носящем название Корабельная Гора. Заявив, что сооружение чрезвычайно необходимо для партийных нужд, Мао переехал туда вместе со своей группой и сделал жизнь Миньфаня настолько невыносимой, что тот покинул не только здание, но и партийное окружение. Год спустя Мао сказал Лю Шаоци, что Миньфань, наставник Лю, был «непослушным. Поэтому мы изгнали его из Корабельной Горы». Назвав «непослушным» человека гораздо старше себя, Мао показал себя с худшей стороны. Раньше он так себя не вел. Впервые встретив своего друга, либерала Сяоюя, Мао поклонился, демонстрируя уважение. Он был почтителен как с ровней, так и с вышестоящими лицами. Но, попробовав власть на вкус, он изменился[5]. Начиная с того времени Мао сближается только с теми людьми, кто не может составить ему конкуренцию, то есть в основном с людьми далекими от политики. Он не водил дружбу ни с кем из своих коллег по партии и редко общался с ними.
Устранение Миньфаня было первой битвой Мао из череды сражений за власть. Он одержал победу. При Мао не существовало комитета партии. Заседания были редки. Был лишь Мао, отдававший распоряжения, хотя он заботился о том, чтобы регулярно отчитываться перед Шанхаем, как требовалось.
Мао не уделял внимания и другой своей обязанности — организации рабочих союзов. К рабочим он испытывал не больше симпатии, чем к крестьянам. В письме к другу в ноябре 1920 года Мао, жалуясь на свои собственные условия жизни работника умственного труда, отмечал: «Думаю, что рабочие в Китае на самом деле не страдают от плохих условий жизни. Страдают лишь интеллектуалы».
В декабре 1921 года рабочие из Аньюаня, важного шахтерского центра, расположенного на границе провинций Хунань и Цзянси, попросили у коммунистов помощи, и Мао отправился на шахту — это был первый случай его общения с рабочими. Через несколько дней он покинул шахту, поручив практическую работу другому человеку. После этого короткого погружения в мрачный мир шахтеров он доложил в Шанхай, что «выбился из сил» с «организацией рабочих».
В провинции между тем были талантливые организаторы, в особенности два беспартийных товарища, основавшие Хунаньский рабочий союз и призвавшие в него более 3 тысяч из почти 7 тысяч рабочих Чанша. Эти двое были арестованы в январе 1922 года, возглавляя крупную забастовку. На рассвете их казнили — забили до смерти в полном соответствии с традициями. Это событие вызвало широкий общественный резонанс. Когда губернатора, отдавшего приказ о казни, спросили впоследствии, почему он не арестовал и Мао, тот ответил, что не считал Мао угрозой.
По причине крайне неэффективной организации рабочих и вербовки новых членов партии, в июле 1922 года Мао отстранили от участия в II съезде. Это было важнейшее заседание, поскольку именно на нем был принят партийный устав и одобрено присоединение к Коминтерну, что означало формальное одобрение прямого контроля Москвы.
Позднее Мао пытался объяснить свое отсутствие на съезде, заявляя, что «собирался на нем присутствовать», но «позабыл название места, где собирался съезд, не смог найти никого из товарищей и потому пропустил его». В действительности Мао знал в Шанхае многих партийцев и никак не мог случайно пропустить это официальное мероприятие. Его отсутствие на съезде означало, что он мог утратить свой пост партийного руководителя в Хунани. Через него перестали бы идти русские деньги, и он вынужден был бы выполнять распоряжения других. Эта перспектива побудила его к действиям: сначала, в апреле 1922 года, он посетил свинцово-цинковый рудник, а в мае вернулся в Аньюань, шахтерский центр. Он также возглавил ряд демонстраций и забастовок.
24 октября, когда Кайхуэй произвела на свет их первенца, сына, Мао не было рядом с ней, он участвовал в переговорах, представляя союз строителей. Он назвал сына Аньин:
В конце мая, спустя год после своего назначения на пост руководителя отделения партии, Мао создал наконец Хунаньский партийный комитет. В нем состояло тридцать членов, большинство из которых не были рекрутированы Мао[6]. Впоследствии будущий председатель, Лю Шаоци, находясь при смерти, рассказал, как комитет работал при Мао. «Я участвовал во многих собраниях, которые проходили в доме председателя Мао, — писал он, — я мог лишь задавать вопросы, это была единственная возможность говорить. В конце председатель Мао всегда говорил, что… партия в Хунани уже имеет свое го лидера и свои особенности — отличные от партии в Шанхае». Лю насколько мог дал понять, что еще на заре своей партийной деятельности Мао демонстрировал свои диктаторские замашки.
Тем временем, пока Мао старался наладить отношения с центральной властью, ему выпал счастливый случай. В январе 1923 года большинство партийцев, работавших в Шанхае, с недовольством восприняли распоряжение Москвы сделать нечто странное, а именно присоединиться к другой политической партии, Национальной (также известной как Гоминьдан). Москве нужны были провинциальные коммунисты, которые поддержали бы ее позицию, и она нашла Мао.
Национальная партия Гоминьдан была образована в 1912 году путем объединения ряда республиканских групп. Ее лидером был Сунь Ятсен, в течение некоторого времени занимавший пост временного президента Китайской Республики, до того как власть перешла к военачальнику Юань Шикаю. С того времени Сунь Ятсен не оставлял попыток создать свою собственную армию и свергнуть пекинское правительство.
Эта цель привела Сунь Ятсена в объятия Москвы. Русские разделяли его стремление сместить пекинское правительство, сопротивлявшееся попыткам Москвы занять Внешнюю Монголию, бывшую в то время территорией Китая. КПК была пока слишком малочисленна, чтобы свалить пекинское правительство, поэтому московские посланцы, поискав среди провинциальных руководителей, обнаружили, что единственным, кто соглашался терпеть советское присутствие на своей территории, был Сунь.
Сунь обосновался в Кантоне, столице южной прибрежной провинции Гуандун. Он попросил русских помочь ему создать силу, способную завоевать Китай. В сентябре 1922 года он сказал русскому эмиссару, что хотел бы создать «военные силы, которые получали из России оружие и боеприпасы». В качестве ответной меры Сунь предложил Советской России не только занять территорию Внешней Монголии, но и занять крупную, богатую минеральными ресурсами провинцию Синьцзян на северо-западе Китая. Главный русский эмиссар, Адольф Иоффе, докладывал в ноябре, что Сунь «предлагает… чтобы одна наша дивизия заняла бы провинцию Синьцзян, в Вост[очном] Туркестане, где имеется только 4 тысячи кит[айских] солдат, и не может быть сопротивления». От своего имени он предложил русским двинуться из Синьцзяна и вторгнуться в самое сердце Китая, до Чэнду в Сычуани.
Но Суню были свойственны не только большие амбиции и никаких угрызений совести. Он руководил крупной партией, насчитывавшей тысячи членов, в его распоряжении также находилась территориальная база с главным морским портом в Кантоне. Так в начале января 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) решило придерживаться «политики… направленной на всемерную поддержку партии Гоминьдан» денежными средствами «за счет резервного фонда Коминтерна». Решение было утверждено многообещающим деятелем — Сталиным, проявлявшим повышенный интерес к Китаю. Таким образом, как писал Иоффе Ленину, Сунь стал «