Сталину не пришлось убеждать Рузвельта и Черчилля позволить ему вступить в заключительную часть войны с Японией. Они сами этого хотели. В то время американская атомная бомба еще не была испытана, и союзники думали, что вступление Советского Союза в войну ускорит поражение Японии и поможет сократить потери союзников. Два западных лидера приняли также сталинские требования о «компенсации»; кажется, ни Рузвельт, ни Черчилль не поняли, что Сталину не нужны приманки и убеждения. Они согласились не только на сохранение статус-кво во Внешней Монголии (то есть фактически позволив Сталину сохранить ее за собой), но и на то, чтобы повернуть назад стрелки часов истории и восстановить царские привилегии в Китае, включая экстерриториальный контроль над Китайско-Восточной железной дорогой и двумя главными портами Маньчжурии[82].
Сталин воспользовался вступлением в войну против Японии в самый последний момент в качестве предлога для того, чтобы вторгнуться в Китай и создать для Мао условия захвата им власти. Намек был сделан сразу же по окончании Ялтинской конференции, 18 февраля 1945 года, когда рупор русского правительства, газета «Известия», написала о желании Москвы решить дальневосточную проблему при самом внимательном учете интересов китайских коммунистов.
Мао пришел в настоящий экстаз, его добрые чувства к русским возросли до такой степени, что он начал интересоваться их сексуальным благополучием. Несколько дней спустя, 26 февраля 1945 года, он спросил у русского посланника Владимирова: «Неужели вам не понравилась здесь ни одна хорошенькая женщина? Скажите, не стесняйтесь». К этой теме Мао вернулся неделю спустя: «Не правда ли, здесь есть немало красивых женщин? К тому же очень здоровых. Вам так не кажется? Может быть, Орлов хотел бы найти для себя такую? Или вы сами положили на какую-нибудь из них глаз?»
Владимиров писал:
«…К вечеру девушка действительно пришла… Она застенчиво поздоровалась, сказав, что пришла прибраться в доме…
Я вынес стул и поставил его под наше единственное дерево у стены. Она села, напряженно и натянуто улыбаясь. Правда, она потом дружелюбно отвечала на мои вопросы и настороженно ожидала продолжения, положив ногу на ногу. У нее были красивые маленькие ножки, обутые в плетеные сандалии…
Она действительно оказалась потрясающей девушкой!
…Она сказала мне, что недавно поступила в университет. Как же она была молода…»
5 апреля 1945 года Москва объявила Токио о разрыве пакта о нейтралитете. Месяц спустя капитулировала Германия. Это произошло во время съезда КПК, на котором Мао был утвержден как глава партии. Мао заразил делегатов ощущением, что победа КПК так же неизбежна, как поражение Японии. Советская Красная армия, без сомнения, поможет коммунистам, сказал Мао, а потом, широко улыбаясь, приставил ребро ладони к горлу и произнес: «Если же этого не произойдет, то можете отрубить мне голову!» В те дни Мао бурно, как никогда, выражал свои чувства по отношению к Сталину: «Является ли Сталин вождем мировой революции? Конечно да… Кто наш вождь? Наш вождь — Сталин. Есть ли второй такой человек? Нет… Каждый член Коммунистической партии Китая — ученик Сталина, — подчеркивал Мао. — Сталин учитель для всех нас».
В десять часов пополудни 9 августа 1945 года, через три дня после того, как первая американская атомная бомба упала на Хиросиму, полтора миллиона советских и монгольских солдат перешли в наступление на территорию Китая на фронте протяженностью более 4600 километров — от берегов Тихого океана до провинции Чахар — это было больше всего фронта от Балтики до Адриатики. В апреле 1945 года Мао приказал частям и соединениям своих войск, расположенным вблизи мест наступления русских, быть готовыми к «боевому взаимодействию с Советским Союзом». Как только русско-монгольские войска вступили в Китай, Мао начал работать едва ли не круглосуточно, посылая свои части на соединение с ними с приказом занимать захваченную советской Красной армией территорию. Мао перенес свой кабинет в Цзаоюань, где принимал и отправлял командиров, подписывая телеграммы на теннисном столе и делая перерывы только для того, чтобы наспех перекусить.
По Ялтинскому соглашению, прежде чем войти в Китай, СССР должен был подписать договор с Чан Кайши, но русские ворвались в Китай, решив не соблюдать ненужные формальности. Через неделю после начала русского наступления, когда Красная армия прошла на сотни километров в глубь территории Китая, министр иностранных дел Чана неохотно подписал китайско-советский договор о дружбе и союзе, согласно которому от Китая отделялась Внешняя Монголия. Чан пошел на этот компромисс в обмен на признание Россией его режима как единственного законного правительства Китая и на обещание отдать всю захваченную территорию правительству Чан Кайши, и только ему одному.
Невзирая на данное обещание, Сталин изыскивал миллионы способов помогать Мао. Первым приемом стал отказ подчиниться расписанию вывода войск. Устно он дал обещание вывести войска с занятых территорий в течение трех месяцев, но отказался внести это обещание в текст соглашения, и этот пункт был включен в дополнение, как малозначительная «мелочь». На самом деле Сталин собирался оставаться там гораздо дольше трех месяцев и использовать это время для создания препон и помех Чану, чтобы тайно подготовить передачу территории и имущества Мао[83].
Японцы капитулировали 15 августа 1945 года. Это событие было встречено в Китае фейерверками и уличными шествиями, слезами и тостами, барабанами и гонгами. Большая часть Китая находилась в условиях непрерывной войны в течение восьми лет, а некоторые районы — четырнадцать лет. В течение всего этого времени территория, на которой проживала по меньшей мере треть населения Китая, была оккупирована японцами. Десятки миллионов китайцев погибли, еще больше были искалечены, а более 95 миллионов человек — самое большое число за всю историю — сделались беженцами. Народ жаждал мира.
Взамен мира народ получил полномасштабную гражданскую войну, которая теперь началась всерьез. Здесь за спиной Мао незримо стоял Сталин; в самом деле, русские не остановили свое продвижение на юг после капитуляции японцев, но продолжали наступать в течение еще нескольких недель. Территория, занятая русскими в Китае, превосходила территорию, занятую в Восточной Европе. Советские десанты были высажены на западе, они проникли в глубь территории до самого Баотоу, у конечного пункта железной дороги, ведущей в сторону северной базы Мао, приблизительно в 750 километрах от маньчжурской границы. К концу августа 1945 года с помощью русских КПК захватила большую часть Чахара и провинции Жэхэ, включая их столицы — Чжанцзякоу и Чэндэ, расположенные всего в 150 километрах от Пекина — к северо-западу и юго-востоку соответственно. Какое-то время Мао хотел перенести свою столицу в Калган, и туда из Яньаня были даже отправлены верблюжьи караваны, нагруженные документами и багажом.
Главным призом в этой игре была Маньчжурия, где находились крупнейшие в Китае месторождения угля, железа и золота, а также огромные лесные массивы и сосредоточено 70 процентов тяжелой промышленности Китая. Маньчжурия граничила с трех сторон с территориями, находившимися под советским контролем, — с Сибирью, Монголией и Северной Кореей. Граница с одной только Сибирью имела протяженность более 2 тысяч километров. «Если мы получим Маньчжурию, — говорил Мао, обращаясь к своей партии, — то нашу победу можно считать гарантированной».
Ни у коммунистов, ни у националистов в этом районе не было вооруженных сил, так как эта территория была оккупирована японцами, которые эффективно и беспощадно грабили ее на протяжении четырнадцати лет. Но красные партизаны находились гораздо ближе к Маньчжурии, чем войска Чана. Русские немедленно открыли китайским коммунистам доступ в оставленные японцами арсеналы, включая крупнейший из них, в Шэньяне, где хранились около «100 тысяч винтовок, тысячи артиллерийских орудий, а также большие количества боеприпасов, обмундирования и провианта». Так было сказано в одном секретном циркуляре коммунистов. Всего за несколько месяцев до этого 8ПА имела на вооружении всего 154 тяжелых артиллерийских орудия.
Взятая добыча не ограничивалась оружием. Коммунисты получили в свое распоряжение и новых солдат. Войска подчиненного японцам марионеточного режима Маньчжоу-Го численностью около 200 тысяч человек без сопротивления сдались советской Красной армии, и теперь русские подготовили их к повторной мобилизации — уже на службу КПК. В результате произведенных русскими опустошений и прямого разрушения производственных мощностей без работы в этом районе остались сотни тысяч человек. Советские оккупационные власти вывозили целые заводы и предприятия в качестве «военных трофеев» и даже взрывали производственные корпуса. Вывезенное русскими оборудование оценивается в 858 миллионов долларов (по сегодняшнему курсу это соответствует 2 миллиардам долларов). Многие местные жители были лишены средств к существованию. КПК, которая первоначально располагала в Маньчжурии 60 тысячами солдат, смогла теперь увеличить численность их до более чем 300 тысяч солдат и офицеров.
Усиление КПК проводилось русскими в большой тайне, так как оно находилось в вопиющем противоречии с подписанным Москвой соглашением с Чаном. Лучшие, закаленные в боях части и соединения генералиссимуса находились в Южном Китае и в Бирме, далеко от захваченных русскими регионов. Для того чтобы быстро доставить войска в Маньчжурию, Чану были отчаянно нужны американские корабли. Но Америка желала мирных переговоров Чан Кайши с коммунистами; так под давлением американцев генералиссимус пригласил Мао для переговоров в Чунцин. Американская политика в Китае была определена покойным президентом Рузвельтом (который умер 12 апреля 1945 года; на этом посту его сменил вице-президент Гарри Трумэн) как «тактика сшибания лбами», и ранее американский посол в Китае предложил провести встречу генералиссимуса и Мао в Белом доме, если два китайских лидера достигнут соглашения.
Мао не желал ехать в Чунцин и дважды отклонял приглашение, главным образом из-за того, что не доверял мирным намерениям Чана и опасался за свою жизнь. Поездка Мао была бы его первой отлучкой из его логова, в котором он находился с тех пор, как у него появились собственные вооруженные силы, то есть с 1927 года. Мао передал Чану, что пошлет вместо себя Чжоу Эньлая, но Чан настаивал на том, что встреча на высшем уровне должна пройти с участием Мао, и в конце концов Мао был вынужден согласиться. Сталин не менее трех раз присылал Мао телеграммы с предложением принять приглашение. Тайно поддерживая Мао в захвате территорий, Сталин хотел, чтобы тот к тому же играл в переговорные игры. Если бы Мао отказался участвовать в этом спектакле, то это выглядело бы как отказ от мирного предложения, и тогда Америка имела бы полное моральное право всей своей мощью поддержать Чана.
Мао возмутило такое бесцеремонное давление со стороны Сталина. Это была его самая большая обида на хозяина, и он не забывал ее до конца своих дней.