Демьян помрачнел и, махнув рукой, сказал:
– А-а, делайте чего хотите, мне всё равно.
– Нет, так не пойдёт. Ты, как начальник царской стражи, прилюдно объявишь о помиловании и отпустишь бандита восвояси. Этакий жест милосердия, который отзовётся в сердцах и поднимет авторитет власти.
– Почему я?
– Ну, пусть новый царь объявит – без разницы, – усмехнулась Анастасия.
– Ты говоришь, Балабол умер? – спросил Ванька Настю.
– Его убила Яга, не я. Кстати, хочу добавить, что война отменяется, а Яга возвращается к себе в сырляндскую деревню.
– Здорово! Значит можно к свадьбе готовиться? – улыбнулся счастливый Иван.
– Я думала, что ты уже женился вчера, – язвительно подколола Анастасия.
– Ревнуешь, злюка? – прошептал Ванька на ухо Насте.
– Нет, переживаю за брата.
– Ладно, не серчай. Ты пропадёшь опять на долгие годы, а мне что, воспоминаниями жить предлагаешь? – сказал Иван, и в его голосе слышалась неподдельная горечь расставания с очень близким человеком.
– Анастасия, будь по-твоему, я сделаю, как ты предлагаешь, – заговорил Демьян. – Только красиво объявить о помиловании я не смогу. Ты напиши мне речь, тогда я народу её и оглашу.
– Хорошо, сейчас быстренько накидаю конспект. Перо и бумага есть?
– Пойдём ко мне в кабинет, это рядом. Там всё есть.
– Вы пишите, а я к Варе пойду, а то она одна там мается, – сказал Иван и выскользнул за дверь.
– Ничего не поделаешь – любовь, – сказал Демьян, когда Ванька исчез за дверью. – Ну что, пошли сочинять помилование?
– Пошли.
Уйти далеко не удалось. Анастасия с Демьяном сделали один поворот по коридору, когда услышали стон. Звук раздавался из смежного прохода, ведущего в покои царя. Бросившись туда, Демьян увидел Ваньку, сидевшего у стены и зажимавшего правой рукой рану в боку. В конце коридора мелькнула тень, и Демьян побежал за ней, крикнув на ходу Насте: «Побудь тут, я сейчас». Иван был бледен, а кровь так быстро покидала тело, что на полу уже образовалась большая лужа. Настя села рядом и обняла Ванькину белую кудрявую голову, теребя его непослушные вихры.
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, – приговаривала она, окропляя слезами лицо Ивана. – Прости, не уберегла я тебя, мой дружочек.