Сейчас она заявляла, что это мог быть кто угодно.

– Это был отвратительный и идиотский поступок, но я была так зла на Кева, я почти собралась уйти. Завести интрижку с клиентом было просто возможностью сбросить напряжение, я и не думала о беременности. Я считала, что между мной и Кевом все кончено, и даже не позаботилась о контрацепции – просто сказала Гарету, что пью противозачаточное. Но потом, сразу после того, как я рассталась с Гаретом, мы с Кевом наконец решили попробовать ЭКО. Я пришла на первый прием к репродуктологу, и тут выяснилось, что я беременна.

– Уверена, Кев был в восторге.

– А я в ужасе. Я даже думала об аборте, но после шести лет попыток забеременеть я просто не смогла на это пойти. Потом, когда родилась Эмма Зи, все говорили, что она чистой воды Зеллар. Они говорили, что у нее глаза Кева, подбородок Эдгара, линия роста волос, блин, как у долбаной Блэки. И я тоже позволила себе в это поверить. Потому что по датам могло быть что так, что так. Гены по фигу: мы видим только то, что хотим видеть.

– И что видела ты?

Она задумалась.

– В какой-то момент мне стало все равно. Во всем самом важном Эмма Зи была дочерью Кева. Хотя…

– Что?

Лицо ее вытянулось.

– Если честно, именно на вступительных испытаниях я впервые стала сомневаться, так ли это. Стала спрашивать себя, может, в моей дочери есть… что-то от Гарета, чего я раньше никогда не признавала. Может, я должна что-то делать, чтобы подпитывать и развивать это. Ну вот. За несколько недель до Когнава я разбирала книги в библиотеке и наткнулась на роман Гарета.

– «Дорога к виселице», – сказала Роуз. – Ты дала его почитать Тазиме.

– Я его перечитала, – продолжала Саманта, – и не сказать, чтобы сама история меня тронула, но уже то, что я читала именно эту книгу, заставило меня посмотреть на вещи под новым углом. Задуматься о Зи, о Гарете. Моя Эмма никогда особо не любила читать, в отличие от Кью. Но и я, и Кев читаем мало, хотя у нас на Березовой, 20 есть библиотека, и мы постоянно покупаем книги. Как обои, – пробормотала она. – Но что, если Зи должна бы читать, а может, даже писать? – говорила Саманта. – А вдруг в этом ее дар? Правильно ли я поступаю, что прячу от нее тайну, притом что в этом может быть ее скрытый талант? Как атрофировавшаяся мышца, на которую никогда не давали нагрузку? Так что однажды, когда я подвозила девочек, я как бы невзначай спросила, может ли Гарет помочь Эмме Зи с ее сочинением, дать ей советы, как лучше писать. Он даже не понял, почему я об этом прошу. Но это только доказывает, насколько безумными были последние месяцы. Как нас исковеркали все эти фантазии о нераспознанной гениальности наших детей.

Женщины остановились на углу Цирконовой аллеи, переждали громкие сигналы сдающего назад грузовика.

Когда он отъехал, подруги вышли из-под сени длинного ряда деревьев, и Саманта подставила лицо солнцу.

– Извини, Роуз. Я так жалею об этом, и я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить.

Роуз сглотнула. В горле стоял ком.

– Все почему-то думают, что прощение – такая ценность.

– Надо сделать кружку с такой надписью.

– Никаких больше кружек, – ответила Роуз резче, чем ей хотелось бы.

– Заметано.