Наконец ты повернулся ко мне. Даже твоя борода казалась побледневшей, это была уже не светлая, а седеющая борода на лице подростка. Я замолчала и задержала дыхание, мне было страшно, что малейшая тревога снова спугнет тебя.

— Может, из-за того, что я употребляю всякую дрянь и все такое, — продолжил ты, пожимая плечами. — Еще мальчишкой я нюхал клей. Когда ходил в школу, воровал тюбики с клеем и дышал им в своей комнате по вечерам. Может, это и испортило мне память, поэтому я ничего и не помню.

Ты сделал неопределенный жест. Казалось, тебе трудно говорить, не хватает слов, или твое внимание перелетает с одного на другое, или трудно следить за ходом собственных мыслей. Потом ты поднял глаза и посмотрел мне в лицо, и я увидела твой страх, твое одиночество и едва уловимую просьбу, ту самую, которая промелькнула тогда в твоих глазах в парке, когда ты чуть было не поверил мне.

— Но, если это правда, я хочу это вспомнить. Было бы здорово иметь семью. Хотя бы сестру. Вы милая.

Вдруг ты как будто что-то вспомнил, полез в карман и вынул оттуда какой-то маленький предмет. Протянул его мне, и я увидела, что это была фигурка человечка из папье-маше, которую я потеряла в парке.

— Я нашел это на следующий день. Хотел вам его отдать. Решил, что, может, вашему парнишке будет не хватать его.

Я взяла фигурку у тебя из рук и стала внимательно рассматривать ее. Она, должно быть, долго лежала во влажной траве, мокла под дождем, потому что черты лица размылись и стали неузнаваемыми.

— Я уверен, если вы ее раскрасите, — сказал ты нерешительно, — обернете фетром и все такое. Уверен, она станет такой, как раньше.

— Да, конечно. Спасибо.

Я сунула фигурку в карман куртки. Неожиданно, отведя глаза, ты прошептал:

— Я хочу есть. Вы не могли бы дать мне что-нибудь поесть? У меня уже три дня ничего не было в желудке.

Я кивнула, но, когда собралась встать, ты схватил меня за руку.

— У меня все украли, — торопливо добавил ты. — У меня больше нет денег, больше ничего нет.

Тогда мне стало понятно выражение твоего лица, и отчаяние, и беспомощность в твоих глазах.

— Что произошло? — спросила я.

Подбородком ты указал на начало улицы, на квартал, который называли старым городом.

— Там, внизу. На следующую ночь.

— Это там ты спишь?

Тогда лукавая, таинственная улыбка появилась на твоих губах.

— А, это, — ответил ты. — Нет. Этого никто никогда не найдет. У меня хижина в лесу, но ее никто никогда не найдет. А то, что было при мне, украли — мою сумку и деньги.