— Крестный, прекрати. Я же не задаю тебе вопросы относительно одной небезызвестной нам особы и о том, как она оказалась в твоей палатке.

Люблю, когда Лагерра краснеет. Его щеки приобретают неестественный пунцовый оттенок, а все остальные части лица остаются бледными.

— Вот видишь, тебе тоже есть что скрывать, так что давай сделаем вид, что ничего не произошло, — довольная результатом, я усмехнулась.

— Лиана, я запрещаю тебе…

— Что-о?! — мне кажется, я даже подавилась этим словом.

Наур Лагерра, часами в детстве катавший меня на спине в роли лошадки, хочет попытаться мне что-то запретить. Ну-ну…

Он и сам понял, что сморозил глупость. Провел дрожащей рукой по вспотевшему лбу и исправился:

— Хотя бы помни о последствиях.

— Крестный, мне двадцать, — напомнила я. — Разговор о девичьей непорочности запоздал как минимум на два года.

Похоже, именно сегодня мы решили выяснить порог смущения Лагерры.

— Как хорошо, что у меня нет своих детей, — покаялся он. — Из меня никудышный отец.

— Э-нет, я еще надеюсь на братиков и сестричек. Не отвертишься.

Крестный смерил меня взглядом.

— Скажешь тоже. Я уже не молод, чтобы заводить отношения.

— В лагере я этого не заметила, — издевательски пропела я.

— Лианетта! — воскликнул Лагерра, и уже тише добавил: — Не издевайся, мне до сих пор стыдно.

— По-моему ей все понравилось, — рассматривая ногти, заметила я. — А что ты такой невеселый был, когда я зашла?

Лагерра вернулся к своему настроению.

— Машина сломалась, представляешь? Так не ко времени. Бросил под окнами, придется на днях гнать на диагностику. Всю душу мне вытрепала эта старая развалина, быстрее бы уже новую купить. Мне всего ничего осталось собрать.

— А эту куда?