Книги

Написанные в истории. Письма, изменившие мир

22
18
20
22
24
26
28
30

Такого рода переписка возможна только при двух условиях. Первое условие: это поклонение, не знающее границ, со стороны лица, которое остается неизвестным. Безграничное поклонение порождает симпатию, заставляющую вас говорить такие вещи, которые неминуемо должны волновать и интересовать человека знаменитого.

Ни одного из этих двух условий нет налицо. Я Вас избрала в надежде впоследствии поклоняться Вам без границ. Ибо, как я себе представляла, Вы должны быть относительно молоды.

И вот я Вам написала, силясь охладить свой пыл, и кончила тем, что наговорила Вам «непристойностей» и даже неучтивостей, полагая, что Вы удостоите заметить это. Мы дошли до той точки — употребляю Ваше выражение, — когда я готова признаться, что Ваше гнусное письмо заставило меня провести очень скверный день.

Я задета так, словно все Ваши оскорбления и впрямь относятся ко мне. Какой абсурд!

С удовольствием прощаюсь с Вами.

Если у Вас еще сохранились мои автографы, пришлите их мне. Что касается Ваших, то я уже продала их в Америку за сумасшедшую цену.

Ги де Мопассан — Марии Башкирцевой Апрель 1884. Этрета

Итак, я задел Вас за живое, сударыня. Не отрицайте этого. Я в восторге. И униженно прошу прощения.

Я спрашивал себя: кто же это? Вначале она пишет мне сентиментальное, мечтательное, экзальтированное письмо. Это присуще молодым девушкам; значит, она девушка? Большинство незнакомок — девушки.

Тогда, сударыня, я ответил в скептическом тоне. Вы опередили меня, и Ваше предпоследнее письмо содержало ряд странных вещей. Я уже не знал более, к какой породе женщин Вас отнести. Я все спрашивал себя: кто это — замаскированная женщина, желающая позабавиться, или просто бесстыдница?

Знаете ли Вы испытанное средство, позволяющее на балах Оперы узнавать светских женщин? Их щекочут. Проститутки привыкли к этому и просто заявляют: «Ну, хватит!» Но прочие сердятся.

Я ущипнул Вас весьма неподобающим образом, признаюсь в этом, и Вы рассердились. Теперь прошу у Вас прощения, тем более что одна фраза Вашего письма очень меня огорчила. Вы пишете, что мой гнусный ответ заставил Вас провести скверный день. Нет, не слово «гнусный» меня задело. Поймите, сударыня, мне было больно по другим, более тонким причинам, а также при мысли, что незнакомая женщина пережила из-за меня скверный день.

Поверьте, сударыня, я не так груб, не так скептичен и не так непристоен, каким я проявил себя по отношению к Вам. Но, помимо воли, я питаю большое недоверие ко всякой таинственности, ко всему незнакомому и к незнакомкам.

Как Вы можете требовать, чтобы я искренно говорил с некой X, которая пишет мне анонимно и может оказаться врагом (у меня таковые имеются) или просто любительницей шуток? Я и сам надеваю маску, когда имею дело с замаскированными людьми. На войне это допускается. А благодаря хитрости я подглядел кусочек Вашей души.

Еще раз простите.

Целую незнакомую ручку, которая пишет мне.

Ваши письма, сударыня, в Вашем распоряжении, но я передам их лишь в Ваши руки. Ах, для этого я был бы готов предпринять путешествие в Париж.

Ги де Мопассан

Мария Башкирцева — Ги де Мопассану Апрель 1884. Париж

Тем, что я еще раз пишу Вам, я навсегда роняю себя в Ваших глазах. Но я к этому глубоко равнодушна, а затем мне хочется вам отомстить. О, я только расскажу Вам про эффект, произведенный Вашей лукавой попыткой заглянуть в мою душу.

Я положительно страшилась получить Ваше письмо, воображая себе самые фантастические вещи.

Этот человек должен был заключить свою переписку… не скажу, чем, чтобы пощадить Вашу скромность. И, вскрывая письмо, я готовилась ко всему, чтобы не быть внезапно пораженной. Я была все-таки поражена, неприятно.