– Как же ирландка попала в эту компанию?
– Через французского бойфренда, саксофониста. Он играл джаз и вечно сидел без денег. А аренда квартиры стоит дорого. И вот он услышал про сербку и захотел, чтобы Шеннон прозондировала почву. Или даже подзаработала. Женщина пожертвовала собой ради непризнанного гения – старо как мир.
Когда я показал ирландке фильм, она заплакала.
Я заказал ей кальвадос, она выпила.
Потом покачала головой и долго смотрела вдаль.
– Вот оно как… – прошептала она.
Я опустил глаза.
– Вот что жизнь делает с человеком. Кто он, вы знаете? – Она взяла меня за руку.
– Может быть, – кивнул я.
– А полиция? – (Я пожал плечами.) – Его уже взяли?
– Пока нет.
– А возьмут?
– Надеюсь.
Она не была рыжей, но вздернутый нос пестрел веснушками. Зеленые глаза показались мне слишком умными для эскорт-девушки.
– Вам, наверное, интересно, почему я в это ввязалась? – спросила она, и я снова пожал плечами. – Я работала в ресторане… Я… я даже не знаю, сколько фру Санья оставляет себе.
– Фру Санья?
– Санья Пантелич, но все называют ее просто фру Санья. Она дала мне пять тысяч. Я не спрашивала, сколько заплатил он, это недешевое удовольствие. Но он не жадничал, добавил четыре тысячи чаевых. Теперь я могу уехать домой, я из Слиго. Но там ни работы, ни джаз-клубов, и девять тысяч за один час – это… И потом… – она замолчала, – ведь фру Санья всегда там. А еще есть огромный сербский буйвол… охранник.
Ей было лет двадцать пять – двадцать шесть, но, разволновавшись, она стала похожа на девочку.
– А он не говорил, что преподал вам урок?
Она задумалась, потом тряхнула головой: