Суд над семидесятилетним Сократом, состоявшийся в 399 г. до н. э. и закончившийся казнью, хорошо передает нездоровую атмосферу, сложившуюся в Афинах после поражения, когда люди терялись в догадках, почему все вышло именно так. Философа обвинили в том, что он не почитает богов и плохо влияет на молодежь. Афинянам, считавшим, что свободы стало слишком много, казалось, что он получил по заслугам.
Сократ был афинским «оводом»[17] и все время убеждал сограждан не допускать упадка демократии в городе. На улицах города его нельзя было не заметить: он буквально одолевал прохожих вопросами. Многие считали, что он настраивал молодежь против старшего поколения, и винили философа, что этим он развращал ее.
Что же до непочтения к богам, тут на руку сыграла оборона против спартанцев. Многим из пятисот выборных членов суда наверняка казалось очевидным, что боги отвернулись от города. Не Сократ ли дерзко добавил собственных божеств к традиционному афинскому пантеону? Так или иначе, вынесенный смертный приговор свидетельствовал о состоянии общества: оно находилось в смятении и все еще во власти толпы, а это было как раз то, от чего афиняне старались уйти.
Тем временем победительница Спарта задумалась, а почему бы ей не захватить более крупные Афины и не распространить свой олигархический стиль правления где только можно. Однако взвалить на свои плечи Афины означало и принять на себя их обязательства, и уже совсем скоро Спарта втянулась в очередную войну с Персией (400–387 до н. э.), встав на защиту греческих городов Малой Азии.
За свою гордыню спартанцы расплатились сполна. В 395 г. до н. э. крупные полисы Фивы, Коринф, Афины и Аргос объединились против них при поддержке персидского царя, который только рад был сыграть на несогласии в стане греков. Впрочем, в последний момент персы переметнулись на другую сторону. Они немедля навязали противнику унизительный мир, восстановив контроль над греческими городами в Малой Азии и лишив побежденных всего, что было теми приобретено в предыдущих персидских войнах. Тем не менее даже и при таком исходе войны было ясно, что Спарта слабеет. Нужен был только лидер, способный этим воспользоваться.
Фивы и окончание господства Спарты
Таким лидером оказался Эпаминонд, глава Фив — одного из старейших городов-государств Греции. Жители гордились, что их город основал Кадм, первый из мифических героев, а фиванский акрополь, Кадмею, даже назвали в его честь. Исторически этот город всегда управлялся тираном или олигархией и во время Пелопонесской войны сохранял верность Спарте. Потом фиванцы заподозрили, что их обманули. За свою поддержку они не получили давно желанную территорию и были очень обижены тем, что спартанцы пощадили их старого противника, Афины. Вот почему они присоединились к союзу против Спарты. Когда союз потерпел поражение, Спарта, нарушив условия мира, отправила в Фивы гарнизон, который должен был занять Кадмею, что было столь же вероломно, сколь незаконно.
Эпаминонд, фиванский государственный деятель и опытный военачальник, не стал терять времени. Он собрал готовую идти в бой группу из фиванцев, изгнанных в Афины (они охотно приняли тамошнюю демократию), и молодых горожан и повел их в Кадмею, чтобы изгнать оттуда спартанцев.
Война, разрушившая величие Спарты и покончившая с господством лакедемонян на суше и на море, началась с той ночи…[18]
В 378 г. до н. э. при Эпаминонде Фивы впервые приняли демократию. Их новая, реформированная армия могла теперь защищать Спарту и продвигать эту политическую систему по всей Греции. Через семь лет, в сражении при Левктрах (371 до н. э.), Эпаминонд совершил немыслимое: одержал верх над спартанцами. Миф об их непобедимости рассыпался в прах.
Пожалуй, до Филиппа II Македонского никто не сделал для изменения политической карты Греции больше, чем Эпаминонд. Французский философ XVI в. Мишель Монтень считал его «третьим и наиболее… выдающимся человеком»[19] из когда-либо живших[20]. Такую высокую оценку он заслужил благодаря двум деяниям: победе над Спартой и освобождению ее илотов.
Эпаминонд победил спартанцев при Левктрах в 371 г. до н. э., воспользовавшись тактикой, которую применяли их же гоплиты. Вместо того чтобы поставить лучшие силы на правый фланг, он разместил их слева, и притом в 50 шеренг вместо обычных 12. Наименее опытным бойцам правого фланга он приказал, как писал Диодор Сицилийский, «избегать сражения и при наступлении врага отступать»[21]. Сосредоточив превосходившие силы против фронта врага, который уже слабел, он сумел нанести ему сокрушительный удар с фланга.
Своим успехом Эпаминонд был обязан в том числе и элитному подразделению фиванской армии, чья система подготовки ничем не уступала спартанской агогэ. Это был «священный отряд» из 300 гоплитов, разбитых на 150 пар, в каждой из которых один человек был старше второго, и их связывало нечто большее, чем просто мужская дружба. Именно они не дали гораздо более многочисленной спартанской армии окружить фиванцев, чем обеспечили успех при Левктрах.
Эпаминонд был не только блестящим военным тактиком, он также прекрасно понимал, что армия, состоявшая из граждан Спарты, решала свои задачи лишь потому, что все остальное делали рабы. Освободив мессенцев, а потом и оказав им помощь в строительстве города-крепости, Мессены, Эпаминонд нанес удар по образу жизни спартанцев.
В 362 г. до н. э., в крупнейшем в греческой истории сражении гоплитов при Мантинее, Эпаминонд одержал свою величайшую победу и положил конец превосходству Спарты. Это был его последний бой: в нем он получил смертельное ранение и вскоре скончался.
В истории Эпаминонд остался аскетом, неподкупным героем без страха и упрека. «Переформатировать» Грецию — за счет не только разгрома Спарты, но и повсеместного распространения демократии — его, скорее всего, побуждали не столько личные амбиции, сколько чувство морального долга. Он заслуживает, чтобы о нем вспоминали чаще и отдавали должное его заслугам.
В том же 378 г. до н. э. в Фивах утвердилась демократия, и они вступили во Второй Афинский морской союз. Он, похоже, извлек уроки из участи злосчастного Первого Афинского морского (Делосского) союза, существовавшего веком ранее. Никаких обязательных платежей и приношений не существовало, самостоятельность каждого участника признавалась и уважалась. Скоро их стало уже семьдесят пять, и во многих установилась демократия.
Это образование весьма способствовало тому, что вторая четверть IV в. до н. э. стала
Союз оказался недолговечным. Афинско-фиванские отношения вскоре ухудшились, а к середине века многие острова отложились от союза и отказались от всяких разновидностей демократии.
И в самих Афинах не прекращался поиск лучших способов управления. Величайшие умы полиса не отбрасывали ни один из вариантов. Ксенофонт стоял за конституционную монархию: царя, который правил бы с согласия и при поддержке аристократов, да еще и пользуясь их советами. Ритор Исократ делал ставку на воспитание, которое бы сделало всех горожан философами, способными обличать лживые речи демагогов. Платон ратовал за необычную и весьма грубую утопию, одновременно и реакционную, и опередившую свое время.