Восстание и кара за него
Прямое правление Рима сильно ударило по полисам Греции и Азии, потому что алчная республика наложила на них бремя непосильного налога. Греция попробовала нанести последний ответный удар, что стало своего рода конвульсией независимости.
В 88 г. до н. э. Митридат VI, царь Понтийского царства, призвал народы Малой Азии восстать и истребить своих соседей-римлян. Исстрадавшиеся греки охотно отозвались: в Греции и Анатолии было убито около 80 000 переселенцев из Рима. Римский военачальник Маний Аквилий при попытке побега был взят в плен на острове Лесбос, и греки казнили его, залив в горло расплавленное золото.
Несмотря на свое полуперсидское происхожение, Митридат выставлял себя защитником всех греков и сумел заручиться поддержкой материковых городов, в том числе Афин. Последовала ужасная кара. Величайший военачальник Рима, Сулла, высадившись в Иллирии, пошел прямо на Афины. После пятимесячной осады, когда горожане изголодались до того, что ели обувную кожу и траву, в полночь Афины были захвачены в ходе стремительной атаки. Очевидцы вспоминали, что по улицам текли ручьи крови.
Поразительно, но даже в самые трудные дни осады чувство собственного превосходства не изменило афинянам ни на йоту. Самые знатные из них даже вышли за городские стены, чтобы рассказать Сулле о величии своего города, на что получили резкую отповедь.
Он [Аристион, тиран Афин] послал для переговоров о мире двоих или троих… которые, нисколько не интересуясь спасением города, важно повели речь о Тесее, об Эвмолпе, о Персидских войнах, так что Сулла сказал им: «Идите-ка отсюда, милейшие, и все свои россказни прихватите с собой: римляне ведь послали меня в Афины не учиться, а усмирять изменников»[33].
Чтобы разгромить Митридата и восстановить господство в Малой Азии, лучшим римским военачальникам потребовалось три войны и свыше двадцати пяти лет. Греки больше никогда серьезно не задумывались о возмездии, обратив таланты на более перспективное дело: превратить завоевателей в почти настоящих греков. Впрочем, и среди греков находились ярые сторонники римского уклада.
Римляне рано поняли, насколько выгодно перемещать своих врагов в Рим и воспитывать их по-римски. Самый наглядный в этом смысле пример — Полибий. Он родился примерно в 210 г. до н. э. в одном из знатнейших семейств, входящих в Ахейский союз, и оказался в числе тысячи заложников, отправленных в Рим в 167 г. до н. э. после битвы при Пидне. Он прожил там семнадцать лет, вращался среди самых влиятельных семейств (среди которых был и род Эмилия, победителя в том сражении) и основательно познакомился с римским образом жизни и государственным устройством.
В 146 г. до н. э. сын Эмилия, Публий Корнелий Сципион Эмилиан, разграбил Карфаген, и Полибий это видел. Когда через год та же участь постигла Коринф, Полибий видел и это. Он стал непосредственным свидетелем жестокости людей, принявших его к себе, но их успех кружил ему голову. А более всего его поразило, как республика сумела оправиться от катастрофы после битвы при Каннах, состоявшейся в 216 г. до н. э. — целая армия тогда потерпела сокрушительное поражение от карфагенского полководца Ганнибала, — и через пятьдесят лет стала править целым миром. Впоследствии все это он описал в своей «Всемирной истории».
Полибий отнюдь не был демократом. Он, вслед за Аристотелем, считал, что «необузданная демократия» приводит к власти толпы (охлократии; это был термин его изобретения, от слова όχλος, которое и значит «толпа»), но не принимал предложенную философом политию. По его мнению, греческий полис вращался в вечном цикле тирании-демократии-охлократии.
Согласно Полибию, римлянам помогла вырваться из этого круга форма правления, в которой соединились наилучшие черты власти царей, аристократии и народа: римляне, как он выразился, «дали своему государству наилучшее в наше время устройство»[34]. Отметим это потому, что именно к трудам Полибия, а не к греческой политической мысли обратились отцы-основатели, создавая американскую конституцию 1787 г. Эта земле- и рабовладельческая элита не желала, чтобы в управлении участвовали простые граждане, которые могли помешать ей безнаказанно увеличивать свои богатства. Не просто так Сэмюэл Джонсон размышлял: «Почему-то мир так устроен, что о свободе громче всех кричат надсмотрщики негров»[35]. Отцы-основатели США могли называть то, что создавали, демократией, но вполне осознанно и очень далеко отходили от демократии античных Афин.
Та представительная система управления, которая и по сей день существует на Западе, имеет больше общего с Римом, чем с Афинами, и участие простых граждан в ее функционировании сильно ограничено.
Все сложно
Греческий историк Дионисий Галикарнасский утверждал, что так как Рим в основе своей был греческим городом, грекам не следует презирать римлян. Однако они их презирали, и притом от души. Сложно было мириться с любовью римлян к жестоким зрелищам. Греки не имели обыкновения посещать места публичных казней. Даже в их пьесах о чем-нибудь жестоком, как правило, сообщал вестник, а на сцене ничего такого не происходило (знаменитым исключением стали лишь «Вакханки» Еврипида, впервые поставленные перед самым окончанием Пелопоннесской войны). Грецию населяли граждане. В Риме же обитала неуправляемая толпа, которую можно было держать в подчинении только при помощи хлеба и зрелищ.
Римляне в свою очередь относились к грекам с опаской и пренебрежением — чувствами, обычными в нуворишах по отношению к чему-то старому, особенно когда это старое и есть источник их богатств. Своим процветанием Рим был обязан мародерству на войне, в том числе и захвату рабов, а также огромной дани, которую он накладывал на завоеванные народы. После битвы при Пидне в римскую казну потекло столько греческих денег, что на неопределенное время были отменены все внутренние налоги. Неудивительно, что греки вняли призывам Митридата к яростному сопротивлению.
Плиний Старший (23–79) в знаменитой «Естественной истории» упоминает, что римский историк и сенатор Катон (234–149 до н. э.) не жалеет уничижительных эпитетов в адрес греков и убеждает никогда не обращаться к греческим врачам, потому что они якобы преследуют цель убить неверным лечением как можно больше «варваров», то есть негреков. Катон считал, что награбленное в Греции и Малой Азии приводило к накоплению избыточных богатств и обесцениванию «истинных» римских ценностей.
Мало кто слушал его. Рим сделался величайшей, еще невиданной в мире империей, а его первый император, Октавиан Август, использовал военную добычу для возведения столицы, достойной своего государства. Он гордился тем, что «принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным»[36], как выразился Гай Светоний Транквилл в «Жизни двенадцати цезарей».
В 30 г. до н. э. Греция, под названием «провинция Ахайя», официально вошла в состав Римской империи.
Греко-Римская империя(168 до н. э. — 330)
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила[37].