— А вот и пулемет, — поддержал друга Воронцов. — И граната, — добавил он, когда стих звук взрыва. — Серьезно там воюют, — заметил боярин.

Но вот прошла минута ожесточенной перестрелки, резко на середине длинной очереди замолк пулемет, затем замолчал карабин. Затем еще один, последний выдал еще пять выстрелов и тоже заткнулся.

— Похоже, люди проиграли, — заметила Анна, голос ее дрожал, видимо, стрельба в ночи заставила ее нервничать.

Воронцов достал мыслеглас и, нажав пару рун, приложил к виску.

— Аким, проверь, все ли наши люди на месте? — приказал он дежурному офицеру.

— Будет исполнено, Ваше сиятельство, — с почтением отозвался сотник. — Как выясню, доложу.

— Жду, — ответил Воронцов, кладя мыслеглас на стол и поднимая стакан с виски. — Какая поразительная метаморфоза, — произнес он, — а ведь до дня свадьбы этот человек был ярым противником мирного договора и жаждал моей смерти. У него даже все было готово, и ведь могло получиться.

— Могло, — согласилась Юлия. — Но спасибо богам, он одумался. Сильный ведун, ведь западный сектор устоял только благодаря его мощи.

— Да, — согласился с женой Константин, — первые минуты были самыми напряженными, и он один держал барьер, пока другие приходили в себя. Жаль, что он отказался ко мне в гвардию идти. А, наверное, и к лучшему это, он другой, возьмем Тихомира, у него служение в крови. И остальные гвардейцы такие же, для них величайшая ценность — это служить и защищать род Воронцовых, а для боярского рода нет выше цели, чем защищать империю, это смысл нашего существования. Эти люди служат не столько мне, сколько державе, через меня…

Константин на минуту задумался и прислушался к словам, которые произнес, и ведь откликнулось на них сердце, не пустыми они были для него. Он верил в то, что говорил, служение государству, защита людей от тварей из тьмы, опора престола, сейчас пустого, но если они справятся, его займет тот, на кого укажет артефакт, и это будет не наследный князь, а призванный, родоначальник новой династии.

— А Аким? — тронув задумавшегося мужа за руку, спросила Юлия.

— Аким? — на секунду озадачился Воронцов, вспоминая, с чего начался разговор. — Аким другой, у него идеалы. Он — хороший человек, вот уже долгие годы борется за то, во что верит, но наши взгляды на устройство мира полностью противоположенные. Я знаю, чего он хочет добиться, — он посмотрел на Юлию, которая правильно поняла, что муж сейчас вспомнил родной мир, — это утопия, это может работать в маленьких карликовых странах, или городах государствах, опять же очень небольших, но не сработает в гигантской стране. Даже если они всех знатных перевешают, все равно не сработает, не бывает абсолютного равенства.

Радим с Анной переглянулись, они как раз из тех, кого вольцы ненавидят больше всего — бояре и аристократы. Да, ради прекращения войны все пошли на уступки, но до мира, где эти две общности будут жить рядом, очень далеко. Но переглянулись они не поэтому, убежденность Воронцова буквально кричала о том, что он видел то, о чем рассуждал, о победивших простолюдинах и мире равенства.

— Так что хорошо, что он не согласился пойти в гвардию, — подвел итог Константин, — не ужился бы он с людьми, у которых столь жесткий кодекс, и почитание боярина возведено в абсолют.

Артефакт завибрировал, Воронцов взялся за мыслеглас и приложил его к виску.

— Ваше сиятельство, это не наши, — доложил Аким. — Посты на месте, никто периметр не покидал, разведчики вернулись, сотники не докладывали об самовольно ушедших.

— Хорошо, ну тогда спокойно ночи.

— И вам, Ваше сиятельство, — ответил Аким и отключился.

— Не наши, — прокомментировал Воронцов разговор с сотником, — либо люди из отряда твоего батюшка, решившие пошастать в руинах, поискать, что плохо лежит, либо просто мародеры, пронюхавшие, что тьма ушла, и люди заходят в Новоград. Тесть сообщал, что его разведчики видели две группы, которые рылись в обломках. С одной даже пострелялись, те приняли их за конкурентов. Для мародеров это плохо кончилось, ведун разок жахнул, и все, выжил только один раненый.

— Возможно, — согласился Радим, потом разлил остатки вина и плеснул в опустевший стакан Воронцова еще виски. — Ну что, давайте допьем, и спать, а то глаза слипаются.