Из Корсуня Хмельницкий отправил Кривоноса со своим корпусом в город Бар, в котором, по донесениям, собралось немало поляков и евреев, которые сбежали из Волыни и Подолья. Кривонос, прибыв на место, нашел его в состоянии обороны, с достаточным гарнизоном.

Первая атака казаков на город была успешно отбита гарнизоном и горожанами с большими потерями с обеих сторон. Кривонос, не имея достаточно артиллерии для формальной осады города, прибегнул к хитрости: за одну ночь, запасшись достаточным количеством сена и соломы, велел их связать в кули и, смочив часть их водою, набросать во рвы с одной стороны города и городских валов, которые находились со стороны ветра, а потом всё это подпалили. Образованный мокрой соломой и сеном большой дым полностью накрыл одну сторону города. В этом месте подготовили лестницы и пехоту для штурма. Как только гарнизон и народ городской собрались к месту пожара для отражения нападения, то с другой стороны, закрытой дымом, поползла пехота казацкая на городские валы, отбила одни из ворот, в которую вошла пехота с артиллерией и начала жестокую и неожиданную атаку на мещан и гарнизон с тыла и фланга. Они, после короткого сопротивления, будучи разбиты и рассеяны, убежали – одни с гарнизоном в замок, а другие попрятались в домах. Пехота, преследуя беглецов, вошла следом за ними в замок и им овладела. И тогда началась ужасная резня, от которой больше всего пострадали евреи, которых в живых не осталось никого. Их выбросили из города и зарыли около 15 тысяч трупов. Немало перебито и поляков, остальных помиловали и отправили в Польшу. Город был ограблен и оставлен под управлением тамошних русских горожан с казацким гарнизоном.

От Генерального есаула Родака 13 июня Хмельницкий получил известие, что он, очистивши от поляков и евреев Чернигов с околицами и всю Стародубщину с городом Стародубом, поспешил со своим корпусом к городу Новгород-Северскому, где, по информации, которая дошла до него, собралось немало поляков и их войск, отрезанных его корпусом от Литвы, Смоленщины и Белоруссии. По пути встретился он с хорунжим Новгородского повета Фесько Харкевичем со 110 старых реестровых того повета казаками, находящимися уже в отставке, и рассказали ему о состоянии и числе войск польских с их шляхтой, которые укрылись в Новгородском замке под командою воеводы Сиверского Яна Вронского.

Родак, не имея от горожан ни помощи, ни сопротивления из-за малочисленности со времен всеобщего их уничтожения, устроенного польскими войсками, что водились тогда с московским самозванцем Отрепьевым, приступил к городу спокойно и, разместившись табором возле Ярославских потоков, начал атаку на город с Зубровского рва, названного так по бывшему здесь княжескому зверинцу и зверях, которые в нем были – зубры. Город казаки заняли без всякого сопротивления, но как дошли они к городскому замку, то нашли его неприступным и в самом прекрасном оборонном состоянии. Сверху искусственных укреплений окружали его природные балки и высокие горы, на которых размещены были пушки одна к одной, а для открытого штурма приготовлено на вершинах гор много огромных колод, которые свисали над склонами гор так, что, если бы их спустить, они могли передавить всех нападавших. После многих попыток и перестрелок артиллерией Родак не смог достичь успеха, но вскоре узнал, что из замка есть подземный ход к воде, к самой реке Десне, и приказал ночью с поперечной ему стороны вырыть другой подземный проход. И когда это было сделано, то в одну из ночей начал он фальшивый штурм замка напротив его ворот, и во время пушечной и мушкетной стрельбы с обеих сторон и нарочно поднятого крика его войсками подземным проходом несколько сотен отборных казаков вошли в замок и ударили внезапно поляков с тыла, выпустили при этом вверх ракету. По ней Родак узнал, что войско его в замке и обернуло на себя польское войско, бросился немедленно к воротам и, выбив их, ворвался со всем войском в замок. Поляки, будучи окруженными с двух сторон, потеряли всякую отвагу и стали прятаться под пушечные лафеты и по домам, но казаки везде их преследовали и перебили всех до одного. И только воевода Вронский и несколько людей с его штата, выбравшись на одну из башен, просили пощады, обещая казакам показать спрятанные все сокровища и все богатства. Его пощадили со всеми его людьми, но когда вели их по городу и встретились они с хорунжим Харкевичем против Воскресенской Соборной церкви, то Вронский, обозвав Харкевича предателем и схизматиком, выстрелил в него из картечки, спрятанной в рукаве и ранил в бок, а Харкевич тогда же выстрел во Вронского и поверг его на землю. Казаки, которые сопровождали Харкевича, и те, что вели Вронского, порубили его на куски и всех поляков, что были с ним, беспощадно тоже порубили. Но и Харкевич вскоре после этого умер.

Гетман Хмельницкий, дождавшись под Корсунем Генерального обозного Носача, который с корпусом своим вернулся с Галичины, отправился с ним к реке Случь и по пути получил сообщение, что польская армия, в составе которой были польские войска и немцы-наемники, так называемые иностранные регименты, под командою гетманов Калиновского, Чарнецького и генерала Осолинского идут ему навстречу и разместились возле местечка Пилявцы. Хмельницкий форсированным маршем поспешил к Пилявцам, напал на поляков в то время, когда они только разместили свои укрепления возле табора, но еще не укрепились, и это было 6 августа 1648 года, в день Преображения Господнего, во вторник на самом рассвете. Бой начался с обеих сторон жестокий и смертельный. Немецкие драгуны, построившись своими порядками, наступали на казаков фронтом, но казаки, допустив немцев на карабинный выстрел и выстреливши в них из своих винтовок, немедленно разошлись в стороны и стали нападать на немецкий фронт сзади. И пока их фронт сделал оборот для обороны, то уже задние их шеренги перекололи пиками и повалили на землю, а после следующего поворота фронта тоже сделано и с другого бока. И так драгуны вскоре были расстроены и перебиты, но другие войска, прежде всего немецкая пехота, защищались и наступали с удивительным мужеством и большим искусством Подвижная их артиллерия очень много погубила пехоты казацкой, и гетман, заметив это, немедленно прикрыл ее конницей. И когда конница своими маятниковыми наездами заняла пехоту немецкую, то пехота казаков сзади конницы перешла неприметно к местечку и из него, перебравшись по садам на середину вражеской армии, вдарила из мушкетов и пушек и, не останавливаясь, бросилась с пиками на поляков, которые, отстрелявши из своих мушкетов, не могли выстоять против пик казацких и начали разбегаться во все стороны и потеснили пехоту немецкую. И эта пехота, совершив поворот своим фронтом для обороны поляков, обернулась спиной своей к коннице казаков, которая со всей мощью двинулась на немцев и перемешала их ряды, расстроила линии пехоты, заодно при этом захватила и их артиллерию. Поэтому перемешанная польская армия, отступая без всякого порядка, не могла долго защищаться против войск казацких, что наседали следом, и, наконец, она бросилась в разные стороны. Казаки, преследуя беглецов, устроили среди них огромное побоище. Если бы не приостановила резню ночь, что неожиданно наступила, и большая темнота, то мало кто бы спасся. Но и так было посчитано на месте свыше 10 000 польских и немецких трупов, том числе и самого гетмана Калиновского, расстрелянного и пробитого пиками, со многими офицерами, которых похоронили при польском костеле с надлежащими воинскими почестями. Обозы со всеми запасами и артиллерия достались победителем, и та добыча, как нарочно, была приумножена свадьбой в местечке польского вельможи, на которую съехалось очень много знатных поляков из известных семей, которых помиловали, а пожертвовали они лишь дорогими вещами, сервизами и лошадьми на пользу войска.

Пленных в Пилявской битве 11 офицеров и чужеземцев Хмельницкий отпустил под честное слово и подписке, что они против казаков больше воевать не будут, a 13 поляков отослал своему сыну Тимофею в Крым, чтобы он передал их как подарок хану. Трех же поляков и ротмистра Томаша Косаковского, мечника Яна Червинского и волонтера Людвика Осолинского отправил в Варшаву, и через них 11 августа 1648 года отправил Хмельницкий королю Владиславу и всем чинам республики прошение свое следующего содержания: «Свидетельствую небом и землею и самим Богом всемогутним, что поднятое мною оружие и обильно пролитая им кровь христианская есть дело рук некоторых магнатов польских, которые противятся власти наияснейшего короля нашего, этого помазанника Божьего и наимилостивейшего отца нашего, и которые следуют своим тиранским наклонностям и мыслями на погибель русского народа. Это они жаждали людской крови, это они искали жертвы этой законопреступной и варварской, и пусть ею насытятся. А я умываю руки перед народом и всем миром, что вовсе не повинен в пролитой христианской крови единоплеменной. Ведомо всем чинам республики, ведомо и самому наияснейшему нашему королю, да и сами архивы государственные свидетельствуют, сколько было подано посланий, сколько было жалоб и прошений горьких и убедительных от чинов и русского народа об учиненных ему своевольными поляками и их пьяным воинством несносных насильств, грабежей и всякого рода тиранства, которые могут быть и существуют разве только среди самых диких народов. Но никто к тем жалобам не прислушивался, никто не сделал из них хотя бы обычного расследования и сатисфакции, сами жалобы считались преступлением и плохим намерением. Оставлен и брошен народ наш на уничтожение своевольной солдатни и хищного еврейства и брошен в дикое рабство. Все для него было остановлено и запрещено, и он доведен до отчаяния, что никто за него уже не заступится и не скажет доброго слова. И так и одноплеменные ему поляки не только не признавали единокровной братии своей, сарматов, но не признавали даже его за божье создание, придав ему унизительных титулов хлопа и схизматика. Заслуги русских воинов в тяжелых битвах с чужеплеменниками, проявленные в защите и расширении границ польских, забыты и бесстыдно растоптаны и пренебрежены поляками. Пролитая за них кровь русская и погибшие на полях битв тысячи и тысячи русских воинов награждены от них виселицами, сжиганием в медных быках, кольями и всякого рода мучениями и варварством. Но правосудие божье, что наблюдает за поступками человеческими, перестало терпеть такие лютости и варварство, и подвигло народ к защите собственной жизни, а меня избрало своим слабым орудием его воли. Этот промысел божий явно проявился в поражениях поляков, которые нанесены им явно неравными силами казаков в семи главных битвах и во многих штурмах и боях. Польские армии разбиты и рассеяны, их вожди с начальством уничтожены, многие отправлены в плен татарский. Пусть этой мерой, какой они мерили, воздастся и им! Остается разрушать жилища польские и уничтожать их семьи, как отмщение за русских, что это терпели. Но я суд божий на душу мою призываю, что не желаю и не ищу мщения унизительного для христианства и человечества, которые принадлежит единому Богу и его правосудию в день, когда подвергнутся истязанию все цари земные и власть предержащие всего этого мира за все человечество, что погибло от них и по их вине, и за невинно пролитую кровь от самой поры, когда брат убил Авеля. И поэтому обращаюсь к тебе, наияснейший король, справедливый и любимый наш монарх, обращаюсь и к вам, его советникам и польским вельможам, побойтесь бога милосердного, подавите вражду и отбросьте злобу ее, такую гибельную для собственных ваших народов, восстановите в них мир и тишину, пусть живут и вас прославляют! Это только от вас зависит! А я всегда готов исполнить то, что долг мой и обязанность перед богом и народом от меня требует».

Отпущенные Хмельницким пленные Косаковский, Червинский и Осолинский дали ему слово чести, что доставят ответ на его послание обязательно через две недели или сами появятся у него и перескажут услышанный от правительства ответ на послание гетмана. Однако ни того, ни другого, несмотря на честное слово, поляки не сделали, и больше у Хмельницкого не появились. И он, возобновив военные действия против поляков, 29 августа выступил с войсками от Пилявцев на Галичину и, идучи походом, отправил в обе стороны отряды своего войска с повелением очищать города и села Малороссии от управления польского, униатства и еврейства и устанавливать в них на правах и обычаях русских бывшие строй и вольности, что делала и остальная армия по пути следования. При этом те из поляков и евреев, которые жили, не угнетая русский народ и были ему полезны, пребывая только в свободных промыслах и ремеслах, оставались на своих местах без всякого ущерба. По этим же правилам и большой торговый город Броды, наполненный почти исключительно евреями, остался в бывшей своей вольности и целости, поскольку было признано русскими жителями, что такое состояние полезно для их оборотов и заработков, а только взята у евреев небольшая контрибуция сукнами, полотнами и шкурами для того, чтобы пошить казакам мундиры и обувь, и на прокормление войск кое-что из провизии.

Во время похода у Хмельницкого появились молдавские бояре Ваница и Курузи с двумя другими и с письмом Господаря молдавского Василия Липулы, в котором он жаловался, что Господарь валахский вместе с Рокочем, князем венгерским, напавши войсками своими на Молдавию, опустошили ее преступным способом, без провозглашения формальный войны и национальных претензий, и самого его согнали с правления. И что он просит у гетмана помощи и защиты с ведома султана и правительства турецкого, по доброму соседству и согласию народа русского с Молдавией и по близости от нее на этот раз победоносных войск казацких, им Хмельницким управляемых с такою громкой славой, которая на все стороны разошлась и особенно турок восхищает, которым всегда было противно вероломство и непостоянство народа и правительства польского. Но сами турки оказать помощь в настоящее время никому не могут по причине ненадежного положения их с соседними государствами, а особенно с Венетами и Египетскими беями. Хмельницкий принял молдавских послов приветливо и, отпуская их к Господарю Липуле, на словах сказал, чтобы Господарь доставил ему письменные уверения от Порты о желаемой помощи для провинции, которая находятся в ее протекции, а без этого никакие правила политические не позволяют входить в чужие земли с вооруженной силой. При получении такого заверения он готов помочь Господарю Молдавии в обороне и защите справедливости против таких наглых недругов. А пока это находится в исполнении, позволяет он Господарю расположиться со штатом своим в малороссийском городе Могилеве над Днестром под охраной тамошнего гарнизона.

Достигнув в Галичине одного из главных городов, которым был Львов, построенный еще князем киевским Львом Даниловичем, он взял его в осаду, окружив его войсками со всех сторон. Имея в своей армии достаточно инженеров и пушкарей из плененных иностранцев, которые поступили на русскую службу, открыл осадной артиллерией по городу слабую пушечную стрельбу. После запущенных в город и его замок нескольких сотен бомб и ядер, вызвав ими пожар еврейской синагоги и купеческих магазинов, вынудил граждан выслать от себя депутатов в казацкий табор с просьбой к Хмельницкому пощадить город. Они его ему сдают и никогда его не закрывали, а сделали это польские войска, которые закрылись в замке, и с ними жители ни в чем не согласны, а, наоборот, терпят от них большое притеснение и своеволие. Гетман, потребовав от горожан военную контрибуцию и согласовав с ними ее размер, взял в заложники из самых известных семей городских 49 человек, а потом, заняв своими войсками город, приступил к замку, который был еще закрыт и оборонялся гарнизонам. Но когда с вытащенных на крышу одного из костелов пушек начали бить ядрами в середину замка и бросать в него бомбы, то гарнизон, поднявши на батарее белый флаг, выслал от себя депутатов и просил пощады, отдавая замок со всеми запасами победителю. Капитуляция была подписана об этом с обеих сторон, разоруженный гарнизон был отпущен в Польшу с условием не служить больше против казаков никому из гарнизонных чиновников и рядовых, в противном же случае виновные, которые будут взяты в плен после этого, понесут позорную кару, то есть будут повешены. Итак, овладев городом с его войсками и всеми запасами и взяв с горожан договоренную контрибуцию деньгами в 100 000 золотых талеров и разных сукон, Хмельницкий с огромными продовольственными запасами и другими мелочами для войска оставил город под управлением горожан и с казацким комендантом и гарнизоном.

От Львова Хмельницкий продолжил свой поход с войском к городу Замостье и по пути, как и до этого, очищал русские селения от поляков, униатов и еврейства. Приближаясь к городу, казацкие войска были встречены стрельбой из мушкетов польской пехоты, которая засела в окопах городских садов и огородов, но посланные Хмельницким пехотные отряды казаков скоро выгнали поляков из окопов и многих перебили и взяли в плен, остальные спрятались в городском замке и открыли из него стрельбу из пушек. Хмельницкий, взявши в осаду город, увидел открытые ворота и много людей, которые собрались возле них. Посланный к ним ординарец гетмана доложил Хмельницкому, что те люди являются горожанами, которые просят разрешения явиться к нему с мирными просьбами. Хмельницкий сразу дал разрешение, и горожане, что состояли из поляков и евреев, которые жили в городе с промыслов и ремесел, встали на колени и просили Хмельницкого принять их город с жителями под свою опеку, заявляя, что они с замком и его гарнизонам не имеют никаких отношений и согласия, а подчиняется он коменданту польских войск, которые их притесняют своими вымогательствами и своеволием. Гетман, обещая гражданам не делать им никакого зла, если сами не вызовут это какими-то причинами, занял своим войском город и начал делать распоряжение по штурму замка. С домов граждан собрали все лестницы, на рассвете по ним полезла пехота казацкая на валы замка, но, спустившись в него, казаки удивились что на валах никого не нашли. Только по батареям изредка были видны расставленные часовые, которые при приближении казаков сразу испугались, побросали от тебя мушкеты и, став на колени, просили пощады именем святой панны Марии. В связи с произнесенным таким великим именем им сразу была дарована пощада и всех помиловали без всякой злобы. Они рассказали при этом, что гарнизон польский под командою наместника Хребтовича и других урядников вышел ночью из замка тайными воротами, бросив больных и раненых и несколько часовых, приказав им под присягою и угрозами подавать всю ночь голосовые отклики, а на рассвете открыть ворота замка и выйти к врагу с известием, что гарнизон ушел к городу Збаражу. Замок был казаками занят, в нем обнаружено много войсковых запасов, но хлеба и иных продовольственных припасов не нашлось. Гетман, оставив в замке свой гарнизон, а в городе бывшее управление и взяв с горожан легкую контрибуцию, только для гарнизона, харчами и некоторыми припасами, отступил от города.

Возвращаясь от Замостья, Хмельницкий с войсками, проходя русские города, восстанавливал в них русские порядки вместо польских. Обнаруженные в этих городах и в окрестностях поляки, которые здесь руководили русским народом, выкупали себя контрибуциями, которые шли на пользу войску, а пленных потом высылали за реку Случь, от чего потом появилась народная поговорка: «Знай, ляше, по Случь – наше».

Приближаясь к местечку Полонному, Хмельницкий встретил сына своего Тимофея, который прибыл из Крыма с тамошним мурзой Тугай-беем, в команде которого было четыре тысячи конных татар, посланные Хмельницкому по давнему обещанию от крымского хана. Хан извинился через мурзу за задержку с высылкой войск, что случилось из-за нерешительности Порты в различных ее военных действиях, в которых он вынужден был брать участие. Но Тимофей Хмельницкий сказал наедине отцу, что хан не хотел оказывать ему помощь, а только хитрил, чтобы себе что-нибудь схватить и приобрести в связи с соседскими неурядицами, и поэтому он тайно сносился с польскими вельможами, особенно с сенатором князем Яремой Вишневецким. Эти связи осуществлялись через известного крымского купца армянина Джерджия, который торгует в Польше и ездит туда через Бессарабию и Валахию. Он же часто и подарки полякам привозил. А когда в прошлом месяце прибыл царский придворный Бостанжий с секретным письмом от султана, то хан, отдавая ему, Тимофею, небывалые до того почести и ласки, сказал, чтобы собирался на Русь с мурзой и снаряженным при нем корпусом. Но он, между тем, с помощью многих подарков узнал от кабинета ханского, что султан, описав хану о больших успехах гетмана Хмельницкого против Польши и крайнюю ее обессиленность, велел ему стараться всячески склонить гетмана отдать себя с русским народом под протекцию Турции на правах и вольностях Молдавии, Валахии и самого Крыма и чтобы он ничего не жалел, чтобы угодить и услужить гетману и русскому народу. Но при отправке мурзы подслушал один из придворных ханских, завербованных Тимофеем, что хан наедине с мурзой имел долгий разговор о его подходе и сказал ему на прощанье: «Помни всегда и не забывай, что хитон ближе к телу, чем чекмень».

Гетман Хмельницкий здесь же, возле Полонного, получил через боярина молдавского Костати письмо от Силистрийского паши Узук-Алия, в котором он, излагая волю султана в специальном послании в адрес паши, просит гетмана помочь Господарю Липуле в борьбе с врагами, против которых использовать турецкие войска не позволяют сейчас важные политические обстоятельства, и что султан, его государь, будет очень обязан гетману во взаимных услугах. Гетман был чрезвычайно доволен этим известием, которое давало ему повод избавиться от мудрого Тугай-бея и его татар, всегда ищущих выгоду, называемую «ловить рыбу в мутной воде». То есть имеют врожденную наклонность только лишь к хищничеству и всякого рода предательству, занесенными, видимо, с их бывшей родины Великой Татарии, известной своим хищничеством и наездами, откуда богословы ждут нового нашествия, вызванного корыстной и грубой поганской системой Гога и Магога, ради всемирного побоища. Очаровав Тугай-бея роскошным приемом и подарками, Хмельницкий уговорил его выехать со своим сыном Тимофеем и объединенным войском в Молдавию на помощь тамошнему Господарю. Отправлен туда был корпус с 8 тысячами реестровых и охочекомонных казаков со всеми татарами Тугай-бея, командовать корпусом назначен Тимофей Хмельницкий вместе с Генеральным обозным Носачом и известными полковниками Дорошенко, Станаем и Артазием. Корпус отправился в Молдавию 17 сентября 1648 года.

От Полонного Хмельницкий, распустив свои войска по квартирам приграничных городов и сел, сам со своей гвардией, которая состояла из чигиринского полка и трех сотен волонтеров, и со всем штабом отправился в Киев для принесения благодарственных богу молитв за освобождение Малороссии из польского ярма. Прибыл он туда 1 октября, в воскресенье. Малороссийское шляхетство и казацкое товарищество, самые уважаемые граждане, заблаговременно собравшись в Киеве, встретили гетмана за городом с надлежащим уважением, проявив к нему самые добрые свои чувства и свою благодарность за несравненные подвиги его и труды, отданные родине. И здесь же назвали и провозгласили его отцом и освободителем отчизны и народа. Гетман, поблагодаривши кратким словом за их добрые слова и особенно за воинство, что из их семей к нему собралось и такое мужество в боях проявило, вошел в город и направился прямо в соборную Софийскую церковь. Там, высушив божественную литургию, отправил молебен и благодарил бога по-христиански с покорным сердцем, в слезах и рыданиях. Потом, обратившись к урядникам и народу, призвал их быть всегда благодарными богу, а к родине ревностными, внимательными и между собой приязными, не упуская из мыслей обязанностей своих по защите родины и своей свободы, без чего можно снова впасть в дикое рабство и неволю. Непримиримые наши недруги, поляки, побиты только и обессилены, они не уничтожены и могут снова собраться и воевать с нами, заприметив самую малую слабость нашу и несогласие, о чем сам спаситель наш и бог говорил нам, и мы видим, как всегда бывает, что любой народ и царство, «которые разделились, не выстоят, и любой дом, который разделился, запустеет».

Пребывая в Киеве, гетман 9 октября впервые тайно отправил в Москву Генерального судью Григория Гуляницкого с письмом к царю Алексею Михайловичу, в котором указывал, что теперь самый подходящий момент, чтобы царь отобрал у поляков город Смоленск со всеми окрестностями и всю Беларусь, захваченные поляками в бурные времена предыдущих битв русских с татарами, пуще всего с подставленными от них самозванцами, и что он, Хмельницкий, очень желает и готов помочь его величеству в таком справедливым деле и в такое время, когда польские силы повсеместно им разбиты и рассеяны, и сама Польша пребывает в крайнем бессилии. Наоборот, его войска казацкие, будучи в прекрасном состоянии и разогнавши поляков, остаются почти без дела.

Царь Алексей Михайлович, по своей осторожности, ничего не написал Хмельницкому, а прислал к нему князя Василия Васильевича Бутурлина вместе с Гуляницким и через них поблагодарил Хмельницкого очень тепло за его такое большое внимание к нему, царю, и его державе единоверной и единоплеменной народу Малороссии, передав при этом на словах, что его народ понес многие разрушения и утраты во времена междуцарствования и чрезвычайных войн, а само государство потрясено ими до самого основания. Поэтому нам нельзя еще пуститься на новые войны без надежных союзников и друзей. Но если бы он, Хмельницкий, и народ малороссийский соединился навеки с царством его московским, то тогда бы мы имели поступки надежные для общей пользы, о чем советует ему подумать и царю искренне открыться. Он же со своей стороны обещает и обнадеживает честью и совестью христианской и царской принять их как своих кровных и установить все согласно договоренностям думных людей и народным обычаям.

Польский король Владислав Четвертый, который всегда относился с симпатией к русскому народу, получив через пленных польских офицеров письмо Хмельницкого, убедительное по содержанию, что касалось мирных предложений, которые могли сохранить общую родину от окончательного разрушения из-за продолжающейся жестокой междоусобицы, прислал Хмельницкому в Киев воеводу Киевского Киселя и князя Четвертинского со своим рескриптом, которым он утверждал Хмельницкого в гетманском титуле. Присланы были и знаки, которые тот титул обозначали и которые послы Хмельницкому вручили, а именно: гетманская булава, обсыпанная бриллиантами, бунчук в жемчуге и горностаевая мантия. Гетман, поблагодарив короля и послов за эту очень важную посылку, а больше всего за склонность к миру, в свою очередь одарил подарками послов и отправил их к королю с мирными уверениями. Но как только послы вернулись, противная королю партия польских вельмож и чиновников, подговариваемая Примасом и князем Яремой Вишневецким, отбросила с возмущением мирные намерения короля, а послов его выгнала, лишила должностей и титулов, рассматривая мирные планы, как угрозу бесповоротной утраты русских усадеб, ею силой захваченных, и тамошних должностей, которые приносили ей большие доходы. Король этим поступком от своих подданных был сильно сконфужен и, не имея силы и способов сопротивляться своим врагам, впал в глубокую депрессию и от того 31 октября 1648 года умер. Хмельницкий, получив эту грустную весть, горько заплакал и повелел по всем церквям и по всей Малороссии отправить за душу королевскую панихиды и сорокоуст и вписать его в церковные поминальные субботники с приложением имени Владислава: «Пострадавшего правды ради и за народ благочестивый».

После смерти Владислава королем стал его брат Ян Казимир. Он в декабре того же года направил к гетману Хмельницкому снова воеводу Киселя с предложением, что начатые его братом мирные договоренности будут приняты, если Хмельницкий согласится воевать вместе с ханом крымским и польскими войсками против Московского царства, которому будет объявлена война с требованием удовлетворить претензии Польши к Московии и вернуть турецкому султану и хану крымскому Астраханское царство с городом. А он, Хмельницкий, получит в нем соответствующую долю. Хмельницкий на это предложение огласил воеводе свое решение, основанное на честности и справедливости, что воевать с державой христианской, его народу и ему самому единоверной и единоплеменной, да еще и за чужие интересы, считает самым тяжким грехом перед богом и большим позором перед всем миром. Ибо он верит без сомнения, и того никто возразить не может, что защищаться естественным образом позволяет человечеству против кого бы то ни было из своих врагов, а нападать на человечество и терзать его своеволием из-за своего каприза есть разбой, варварство и просто зверство, ни чем не оправданные, и он лучше от всего на свете откажется, чем нарушить эти правила христианские и общечеловеческие. Воевода сколько ни уговаривал Хмельницкого, привлекая разными посулами и обнадеживанием со стороны короля и Речи Посполитой, однако поколебать позицию гетмана не смог и вернулся ни с чем. Хмельницкий, по отъезде Киселя, сразу тайно отправил в Москву судью Гуляницкого с сообщением о состоявшейся встрече с посланцем польским. А он, Хмельницкий, по своей искренности к царю и его народу, советует упредить вражеский замысел, направив на Смоленщину царские войска, а от Крыма и нашествия татарского принять оборонительные меры, а он всегда царю и народу его верный помощник и готовый для того со всеми войсками своими казацкими. Царь через посланца очень искренне поблагодарил гетмана и, снявши с себя дорогой крест, послал его в подарок Хмельницкому с заверением, что за такие искренние отношения будет он ему благодарным и самым надежным приятелем, а советы его обдумает со своими думными людьми и о том ему сообщит.

Царь Алексей Михайлович в феврале 1649 года послал от себя к польскому королю князя Алексея Трубецкого и боярина Пушкина с требованием вернуть Смоленск или заплатить за него 100 тысяч рублей деньгами. Послы, возвращаясь из Варшавы от короля, по повелению царя заехали к гетману Хмельницкому и рассказали ему, что король, выслушав их требования и взявшись рукой за свою саблю, сказал, что он саблей ответит за Смоленск и на все претензии московские. Между тем, по приказу царя, послы упрашивали Хмельницкого, чтобы он объединил русский народ и казацкое войско с царством Московским на таких условиях, которые они считают необходимыми, а царь готов признать его, Хмельницкого, князем, который будет править на малороссийской земле, и объявит тогда войну Польше за Смоленск и Белоруссию. Гетман аргументированно доказывал послам царским, что народ, им руководимый, есть народ свободный, готовый всегда умереть за свою свободу до последнего человека, и этот характер у него врожденный и не очень удобный для начальства. При этом, несмотря на его внешнюю простоту, он рассудителен и прозорлив, умеет ценить важность государств и народов. Поэтому необходимо именно царю сейчас объявить войну Польше по двум важным причинам, более политическим: первое, чтоб народ малороссийский узнал прямо и убедился в искренности к нему народа Московского, который будет воевать, помогая ему в борьбе с поляками; а второе, чтоб малороссияне, увидевши мужество народа Московского, изменили о нем суждение, как о слабом народе, которое сложилось во время владения поляками Москвой и почти всем царством. А без этого, хотя бы он и согласился с царем, но со старым народу надежды будет мало.

Новый Король Ян Казимир в начале 1649 года объявил во всем королевстве всеобщее наступление на казаков и на их гетмана Хмельницкого, то есть повелел вооружиться всему своему народу, способному владеть оружием. Таких оказалось более 300 тысяч человек. Сборным местом польской армии назначили города Лоев, Слуцк и Збараж.