– Ты больна? Принести тебе лекарства? – С тех пор как Пэм заставила меня сделать аборт, я очень старалась игнорировать сам факт ее существования. Я не хотела предлагать ей помощь, но слова сами собой сорвались с губ.

Какая-то крошечная часть меня все еще хотела, чтобы наши отношения наладились.

– Я уже приняла две таблетки и запила водой. Тебе нужно кое-что увидеть. – Она схватила меня за руку, и я почти подпрыгнула от неожиданности. Еще один дурной знак. Она открыла стеклянную дверь и практически выпихнула меня во внутренний дворик с дубом, пышной травой и бассейном олимпийских размеров.

– Я нашла его таким сегодня утром, вскоре после того, как ты уехала. – Пэм обогнула красный шезлонг и указала на траву. Там лежал Шэдоу. Его глаза были открыты и неестественно смотрели на солнце. Он лежал неподвижно, слишком неподвижно.

Я зажала рот, опасаясь, что меня вырвет. Вся эта картина казалась неправильной. Он смотрел на палящее солнце, вместо того чтобы щуриться. На его неподвижных ребрах сидела муха, и мне пришло в голову, что будь он жив, уже бы попытался ее укусить.

И в этом все дело.

Моей собаки больше не было в живых.

Мой пес лежал передо мной мертвым.

Я присела и обняла Шэдоу, чувствуя, как по щекам текут слезы, словно из разбитого фонтана. Мне потребовалось время. Если говорить точнее, то годы, чтобы это наконец свершилось. После всего, через что я прошла, я плакала.

– Черт возьми, Старина, – я всхлипнула, прижимая его голову к своим бедрам.

Он казался тяжелее, чем обычно. Расслабленный, но твердый. Пэм неподвижно стояла позади меня, и мне так хотелось развернуться и бросить в нее что-нибудь острое.

– Ты сказала, что нашла его утром.

– Так и есть.

– Почему ты не сказала мне, Пэм? Почему не позвонила? – Я вскочила на ноги, мое горе внезапно прервала вспышка гнева. С ним легче справиться. Легче выпустить. Потеря сокрушала, сковывала и выбивала из легких воздух. Пэм провела рукой по своим обесцвеченным волосам, ее розовые искусственные ногти издавали ужасный звук при соприкосновении с кожей.

– Меня рвало все утро. Ты знаешь, я тоже любила эту собаку. Но он был старым, Джесси. К тому же у него был рак. Мы все равно не могли ничего сделать.

– Постой, – я подняла вверх ладонь. – Какой рак? О чем ты говоришь?

Насколько мне известно, анализ крови все еще не был готов, и когда я в прошлый раз спрашивала об этом Пэм, она сказала, что доктор Виз не звонил. Я собиралась ехать в его клинику сегодня вечером, но…

Пэм сморщила нос, будто я вела себя неразумно или утомительно. Мне хотелось столкнуть ее в бассейн и смотреть, как она будет беспомощно бить руками по воде. Более того, я понимала, что смогу так поступить. Я перестала впадать в апатию. Во мне пламенем пылала ярость, способная за секунды охватить своим жаром все вокруг.

Она вскинула руки вверх.

– Слушай, извини, но ты ведь все еще не в порядке. Мы не хотели тебе говорить, потому что знали: ты устроишь истерику. И угадай что? Именно этим ты сейчас и занимаешься. И я не хочу в этом участвовать. Мой духовный наставник говорит, что ты портишь мою ауру.