Закрыв ветошью лицо, я отступил на несколько шагов назад и оценил ущерб пулемёту. А нет больше никакого пулемёта. Ещё секунды назад капитальный и массивный ствол, сейчас выглядел как жертва безумного соседа с перфоратором, а ствольная коробка обнажила подплавленный ударно-спусковой механизм.

– Мьер̀да! – в сердцах пробурчал я через ветошь.

ЗУшки на крышах уже минут десять не стреляют – вероятно, кончились боеприпасы.

Ах, как бы хорошо было сейчас расстрелять из них кислотных тварей…

Перестав мечтать о несбыточном, я вернулся к своему окну и выбрал новую цель – плевуна, стоящего за изрезанным осколками и пулями деревом. Оно его совершенно не прячет, поэтому я думаю, что это просто случайность, а не разумная попытка найти укрытие.

Если у них есть развитые мозги, то наше и без того безнадёжное дело лишается последних шансов на успех.

Результативность моей стрельбы – это притча во языцех. Если из чего-то тяжёлого и артиллерийского калибра я стреляю как снайпер, десятки тысяч зомби, если бы могли, не дали бы соврать, то вот из лёгкого ручного всё обстоит не так уж и хорошо. Видимо, поэтому мне так захотелось заиметь ружейный обрез – свинцовая дробь не очень требовательна к меткости стрелка…

Но я готов поставить собственную задницу, что попал в хобот плевуна, минимум, два раза. Правда, этот ублюдок ничего не почувствовал и плюнул куда-то на этаж ниже.

В этот момент с крыши упало несколько тел. Я был ошеломлён, потому что не ожидал ничего подобного. Уж за зенитчиков на крыше я был спокоен.

– Что за хер̀ня пр̀оисходит?! – спросил я у окружающих.

На мой вопрос никто не ответил, потому что все были заняты борьбой с атакующими мертвецами.

С улицы доносилась эта отвратительная вонь, едва-едва перебиваемая запахом пороха. Смотрю на улицу и вижу, что откуда-то со стороны Михайловского сада по мертвецам бьют из танковых пушек и автоматических орудий БМП.

Осколочно-фугасные снаряды к танкам были полностью исчерпаны ещё дня три назад, поэтому били они БОПСами[27] и кумулятивными снарядами. БОПСы, как показала практика, отлично пробивают толщу некогда человеческих тел и не особо меняют при этом траекторию. И из-за их чудовищной скорости образуется ударная волна, которая причиняет дополнительный урон. Не такого применения своих изобретений ожидали конструкторы, ох, не такого…

Кумулятивных снарядов тоже мало, насколько я знаю, потому что они, всё-таки, взрываются и наносят неплохой урон по площади. Возможно, сегодня последний бой, когда активно применяются танки.

Вижу в окно, что группы особых зомби приближаются. Открываю по ним огонь и срезаю одного, облачённого в серые остатки шерстяного плаща с некогда ярким оранжевым шарфом. Возможно, этот мертвец был художником или поэтом…

– Как от пчёл, от чебур̀еков, р̀аздувает человеков! – продекламировал я и дал длинную очередь в прыгнувшую на здание тварь в изорванной розовой куртке и с крашенными в блонд волосами.

Тощая мертвячка, яростно хрипя, зацепилась за оконный отлив и попыталась проникнуть внутрь, но мешала решётка, которую неизвестный сумрачный гений решил разместить на окнах третьего этажа, а не второго или первого. Моё сердечное спасибо ему.

Приставляю автомат к голове остервенело дёргающей решётку твари и даю короткую очередь. Малоимпульсные пули сделали маленькие входные отверстия, но на выходе вырвались вместе с ошмётками мозга и осколками костей черепа. Жутковато до сих пор, но уже привыкаю, постепенно.

Вот тут-то меня и охватила лёгкая эйфория. Прилив могущества был даже сильнее, чем от убийства плевуна. Оскаливаюсь в ожесточённой ухмылке и начинаю стрелять по остальным тварям из группы особых.

Они кидаются к стенам, взбираются по крутой горке из трупов и прыгают в окна. На первом этаже, наверное, настоящий кошмар.