Журналистка тем временем объясняла, что жертва была сиротой и последние несколько лет жила вдвоем с бабушкой. «Но нет, – сказала сама себе миссис Марч, – Джордж не стал бы возвращаться на место преступления, если бы был виновен. Его безразличие к тому, что в том месте кишит полиция и репортеры, совершенно четко доказывало его невиновность». Но облегчение было недолгим, потому что она задумалась, а не отправился ли он в это путешествие, чтобы уничтожить улики после обнаружения трупа. Не исключено, что эта дурацкая ошибка, которую совершают непрофессионалы, может потенциально привести к его аресту. А Эдгар в деле? Неясно. У Джорджа были свои ключи от охотничьего домика Эдгара. Он держал их в вазочке в своем кабинете. Он мог туда поехать и уехать так, что Эдгар об этом никогда не узнает.

– Первые результаты вскрытия подтверждают, что ее убили меньше месяца назад, что совпадает с датой исчезновения…

Джордж ездил охотиться примерно месяц назад? Он приехал домой, бормоча что-то себе под нос, когда заходил в квартиру, и привез дикого индюка на ужин в День благодарения. Она помнила об этом, потому что понятия не имела, что делать с безвольной массой перьев и висящей «красной соплей» [25]. Марта отнесла индюка своему брату, который работал мясником в Бруклине, чтобы очистить от перьев и разделать.

Миссис Марч сглотнула, пульс бился так учащенно и сильно, что она буквально видела, как дергаются жилки у нее на запястьях.

– …требуются дополнительные исследования для определения причины смерти, но патологоанатомы считают, что жертва была задушена, – продолжала журналистка ровным, ничего не выражающим голосом, будто не следовало сообщать о трагедии напряженным тоном, будто это было бы бестактно. Какие-то следы чувств оставались только в районе ее бровей, которые изгибались домиком, когда она описывала особенно гнусные детали. – На теле имеются следы изнасилования. – Она сделала непродолжительную паузу. – Есть травма от удара тупым предметом.

Миссис Марч в панике ударилась в воспоминания, пытаясь воспроизвести в памяти все самые обычные разговоры с соседями – она хотела вспомнить, кто из них знал про поездки Джорджа на охоту в Джентри. Она представила у себя в воображении Шейлу, которая находилась несколькими этажами выше, – как она смотрит новости, зовет мужа, который потом позвонит в полицию.

– …ее руки были связаны веревкой за спиной… царапины свидетельствуют о том, что она пыталась сопротивляться…

В годы работы преподавателем у Джорджа было прозвище «Красавец и Чудовище», причем эту кличку он получил за десять, а то и больше лет до того, как сам отправился учиться в колледж. Его обычно любили и студенты, и преподаватели, он часто получал подарки – то какие-то классические произведения в кожаном переплете, то песочное печенье, а то и ручки с гравировкой. Их опускали в ящик для писем, которые имелись у всех преподавателей в их комнате отдыха. Его хвалили за театральность, однажды он прославился тем, что воссоздал Йоркширские болота, вывалив ведро мха и вереска пурпурного цвета на ступени перед лекционной аудиторией, когда читал лекции о сестрах Бронте. Но его гнев также был полон драматизма – когда он кого-то отчитывал, иногда приходилось прерывать занятия на физическом факультете, который находился рядом. Он имел склонность к диспропорциональным наказаниям за самые мелкие прегрешения. История об отстранении от занятий его лучшего студента за то, что тот не смог процитировать первоисточник, вызывала страх в сердцах каждого следующего потока первокурсников.

– …тело было частично скрыто под снегом, и только благодаря охотничьей собаке с прекрасным нюхом…

На протяжении лет то и дело появлялись анекдоты, в которых фигурировали просьбы студенток колледжа с совместным обучением – девушки с широко раскрытыми глазами будто бы просили о «дополнительных баллах» и «индивидуальных занятиях». Но коллеги Джорджа только посмеивались над такими рассказами. В отличие от других профессоров, Джордж, как кажется, никогда не расстегивал штаны, когда не надо. По крайней мере, слухов о подобном не ходило. И у миссис Марч не возникало оснований для подозрений. И у нее также не было оснований его бояться. На самом деле с годами он превратился в более спокойного и более чувственного интеллектуала. Он продолжал с удовольствием проводить время со своими друзьями – ходил на долгие обеды, время от времени играл в теннис, ездил на охоту с Эдгаром, пил виски и курил сигары в клубе для джентльменов. Ничто из этого не являлось признаком развращенности, порочности, склонности к совершению преступлений. И когда бы ей ни требовалось с ним связаться (в клубе, в ресторане), ей всегда удавалось его найти.

Конечно, если бы он был каким-то хищником с отклонениями, то об этом свидетельствовали бы признаки. Рассказывали бы истории. Ходили бы слухи. Если бы бывшая жена Джорджа стала свидетельницей его превращения в монстра, то она обязательно сказала бы об этом, если бы и не для того, чтобы предупредить новую миссис Марч, то, по крайней мере, для того, чтобы защитить их дочь Паулу от попадания в лапы извращенца, склонного к насилию.

«Все это глупости», – сказала она сама себе. Конечно, Джордж не имел никакого отношения к убийству бедной девушки. Миссис Марч нажала на кнопку на пульте, и телевизор выключился с тихим щелчком. Сначала изображение на экране сжалось в маленький белый круг, а потом он полностью почернел. В нем только отражалась миссис Марч, сидевшая на диване с открытым ртом.

– Нет, – просто сказала она. – Нет.

Она встала с дивана, снова плотно затянув пояс на халате, словно это могло ее защитить. Отправилась в кухню и по пути зашла в гостевую ванную комнату, чтобы вымыть руки. Вытирая их и морща нос от постоянно присутствовавшего в этом месте дезинфицирующего запаха сосны, она услышала звук работающего за стеной у соседей телевизора. Она узнала монотонный голос той репортерши и поспешила вон из ванной. Между пальцами у нее еще оставалась мыльная пена, когда она с грохотом захлопнула за собой дверь.

Она попыталась разогреть небольшой кусочек пожаренной на сковородке камбалы, которую Марта оставила для нее под фольгой на кухонном столе. Стала биться с микроволновой печью, которая все время необъяснимым образом выключалась. И теперь удовлетворение от ее благородного поступка, когда она пораньше отпустила Марту, сменилось раздражением.

Марта накрыла обеденный стол как и всегда – скатерть, льняные салфетки, столовое серебро, любимый миссис Марч черный оливковый хлеб был нарезан аккуратными кусками. Миссис Марч зажгла свечи – без них освещение казалось не тем, потом поставила пластинку с ноктюрнами Шопена в проигрыватель, потому что обычно они ставили именно ее во время ужина. А поиск чего-то нового во внушительной коллекции пластинок Джорджа займет массу времени.

Несмотря на то что звук рояля разносился по пустой квартире – или, может, как раз из-за этого, – вечер казался более тихим, чем обычно. Миссис Марч поднесла вилку с рыбой комнатной температуры ко рту. С улицы донесся пьяный смех молодой женщины, прорезающий тишину, он испугал миссис Марч. Она уронила вилку, а когда подняла ее, тихо обругала себя за то, что такая дерганая.

Люди на портретах в гостиной гневно смотрели на нее сверху вниз, как они обычно и делали, когда она ела в одиночестве. На одном была изображена женщина средних лет в шляпе без полей, с бархатным коротким чокером на шее. На втором – мужчина в очках в одежде священника. Она посмотрела на них в ответ.

Все молчали.