Ильич всегда удивлялся этой невероятной, по его мнению, способности всех поваров и поварих точно рассчитывать количество продуктов. Его Алка так не умела, хотя готовила вполне прилично. А вот Раиса на его памяти ни разу не ошиблась с количеством порций, точно зная, кто придет за готовой едой, а кто по какой-то причине получил продукты пайком. Последних, правда, бывало немного.
– Роман Ильич, покушай, пока теплое, не остыло. И чаю я тебе свежего заварила. Да и я с тобой тоже поем, умаялась с этими оглоедами.
Вот, всегда у нее так: вроде и ворчит, ругается даже, а в итоге получается ласково. И даже ее любимое «оглоеды» у Раечки звучит не оскорбительно и не зло.
– И поем. Твоя стряпня, как бальзам, и настроение поднимает, и для здоровья хороша. Что у нас там сегодня?
– Кашка, овсяная. На воде, правда, но где ж молока-то разыщешь?
– «Овсянка, сэр», – мужчина засмеялся. – Что у нас на завтрак? – Овсянка. А на обед? – Овсянка. А на ужин?! – Котлеты. – Ура!!! – Из овсянки.
– Зря издеваешься. Из нее такие котлетки изобразить можно, пальчики оближешь!
– Эх, Раечка. Туго у тебя с юмором. Анекдот это такой, старый. А каша и без молока все равно отменная!
Повариха, внимательно наблюдавшая за поглощающим ее стряпню начальником, покраснела от удовольствия.
– Вот спасибочки-то, Роман Ильич.
– Это тебе спасибо, уважила. Скажи, где так готовить научилась? Как профи, из ничего конфетка получается.
– Профи так не сможет. Свекровь, покойница, царствие небесное, всему научила. Хозяйка от бога была, и готовить, и дом вести. И все сама, без каких-то там помощниц-домработниц. Мне ж семнадцать было, как замуж выскочила. Дура дурой. Как же, жених видный, красав
– Ты не рассказывала…
– Так было бы чем хвастаться. Коленька мой, ну, муж, как две капли воды Витька Лазарев. И по нутру и по морде.
Смотритель рассмеялся.
– Ну что, пойду я?
– Погодь, а чайку?
– Ну налей, горяченького.
– Ильич, я вот что спросить у тебя все хочу. А ты Витьку что к работе не пристроишь? Здоровый мужик, а занимается невесть чем.
– Раис, какой из него работник? – Роман Ильич попробовал отшутиться. – Он же студент, тяжелее портфеля в руках ничего не держал.