– Война сейчас. Не сегодня-завтра она сюда дойдет. Детей, женщин прятать надо, а некуда. Только на Петроградскую. Жену тоже отправлю.

– А сам что?

– Я – мужчина, и мне всего сорок два! Я буду воевать.

– Против Вегана?

Сухроб посмотрел на него с удивлением.

– Их солдаты тоже смертны.

Горшок, по дурости, забрел как-то на Елизаровскую, еле унес оттуда ноги, и теперь упоминание об империи вызывало у него ужас, ни чуть не меньший, чем от встречи с памятником Петра Первого.

– Сюда каким ветром занесло? Да еще и через город?

Мишка замялся.

– Не хочешь – не говори. Если тайна.

– Да не тайна. Только зачем я тебя своими проблемами грузить буду?

Сухроб неожиданно рассмеялся.

– Везет мне. Дня два назад подошел ко мне пьяненький один, время убить. Я его прогнать хотел, а вместо этого – всю свою жизнь ему рассказал. А потом он меня помочь ему попросил. Я сделал, что он хотел. Теперь у тебя проблемы. Мне понравилось помогать. Живу не зря. Расскажешь, и тебе помогу.

Поможешь… Можно ли ему вообще помочь?

Сухроб, кажется, догадался, о чем подумал Горшок.

– Иногда просто послушать человека – и то помощь.

Время поджимало, как в несколько слов уместить все, что с ним произошло?

– Мне тоже сорок с хвостиком. Но у меня нет ничего и никого, кроме этого кота. И я ничего не умею, только воровать и рассказывать байки. Выпить люблю, поесть. А мне говорят – иди и спасай человечество. Я не пошел. Тогда меня погнали силой.

– Раз сказали, значит – придется спасать.

– Знать бы кого. И что делать.