Варсонофий (Павел Иванович Плиханков) — один из известнейших старцев Оптиной Пустыни, родился в Самаре 5 июля 1845 года. Происходил из богатого купеческого рода (деды и прадеды были миллионерами, в Самаре им принадлежала целая улица, которая называлась Казанской). Отец, происходивший из оренбургских казаков, занимался торговлей. Мать Павла скончалась при появлении его на свет, и отец женился вторично.
Мачеха заменила Павлу мать и заботилась о его воспитании и образовании. Будучи глубоко религиозным человеком, с младенческого возраста она постоянно брала сына с собой на церковные богослужения. Преподобный Варсонофий вспоминал: «Да, ничего не бывает без значения. Когда я был маленький, то любил все подавать священнику, и мне часто говорили: “Быть тебе священником”. Вот и исполнилось… с пятилетнего возраста и до отправления моего в гимназию, я стоял в алтаре, и батюшка с престола давал мне антидор. Вот когда еще было предзнаменование, что буду я священником. Мы с матерью каждодневно ходили к утрене, и, бывало, отец не раз говорил:
— Что ты его таскаешь в такую рань, он маленький, устанет.
Но мать всегда отвечала на это:
— Я желаю ему добра. Ты поручил мне его воспитание, а потому и предоставь мне поступать, как я нахожу нужным.
Как я благодарен теперь моей матери! Когда я поступил в монастырь, то она была еще жива, и я написал ей: “Вот плоды твоего воспитания”. А мать как бы предчувствовала, что я поступлю в монастырь. “Дай тебе, Господи, Павлушенька, счастье и талант, — говорила она часто, — хотя я тебе не родная мать, но искренне к тебе расположена и молюсь за тебя!” Видно не земное счастье она подразумевала, когда говорила. И вот ее святыми молитвами я теперь, хоть и недостойный, но инок»[404].
Однако дорога к монастырю была долгой, временами молодой Павел настолько далеко отходил от пути, как бы предназначенного ему с детства, что трудно было даже предположить возможность осуществления его истинного предназначения.
Девяти лет его отдали в гимназию, затем он учился в Полоцкой военной гимназии и военном училище, по окончании которого получил офицерское звание. В дальнейшем он окончил офицерские штабные курсы, дослужился до чина полковника, стал старшим адъютантом штаба Казанского военного округа.
Несмотря на усилия матери женить его, он не проявлял особого интереса к устроению личной жизни. Все разговоры, связанные с этой темой, казались ему пустыми и бессмысленными. Его по-прежнему интересовала и притягивала религиозно-духовная сфера жизни, и он, будучи полковником, приехал в Оптину Пустынь к старцу Амвросию и поведал о своем желании поступить в монастырь, на что преподобный ответил, что еще рано, и сказал, что это можно сделать через два года. Полковник вернулся к месту службы.
Осенью того же года П. И. Плиханков внезапно тяжело заболел воспалением легких. Врачи считали, что он обречен, да и сам полковник ощущал приближение смерти и велел денщику читать Евангелие. Находясь в состоянии забытья, он вдруг увидел открывшиеся небеса, содрогнулся от великого страха и света, и вся жизнь в одно мгновение пронеслась перед ним. Его охватило глубокое чувство раскаяния за всю прежнюю жизнь, и он услышал голос свыше, повелевавший идти в Оптину Пустынь. Ему открылось внутреннее зрение, и он постиг глубочайший смысл евангельского учения. Именно в эти мгновения, как верно сказал старец Нектарий, «из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем»[405].
Ко всеобщему удивлению, Павел Иванович стал быстро поправляться и вскоре выздоровел. Он поехал в Петербург с намерением выйти в отставку, но вместо отставки ему предложили генеральскую должность. Несмотря на это и другого рода препятствия, он твердо решил ехать в Оптину Пустынь и остаться там навсегда. Получив благословение старца Амвросия (который в это время находился в Шамордине), П. И. Плиханков поехал помолиться Сергию Радонежскому в Троице-Сергиеву Лавру и тогда же также получил благословение о. Варнавы. Под Рождество 1891 года он прибыл в Оптину Пустынь. Его встретил преемник Амвросия, старец Анатолий (Зерцалов) и благословил его послушником при Нектарии, последнем великом Оптинском старце. При этом каждый вечер на протяжении трех лет послушник Павел ходил к о. Анатолию на духовные беседы. В течение почти десяти лет послушничества его духовником был о. Нектарий, с помощью которого он прошел все ступени монашеского послушания. В конце 1900 года, во время тяжелой болезни, Павел был келейно пострижен с именем Варсонофий.
Получив блестящее по тому времени образование, о. Варсонофий обладал обширными познаниями в самых различных областях, в том числе в области литературы, искусства, культуры в целом. Уделяя особое внимание вопросам христианской религии, православной веры, он обосновывал исключительно важное значение православия аргументами, связанными с выдающимися произведениями отечественной и зарубежной литературы, а также отечественного и зарубежного искусства.
Так, например, рассматривая ключевые вопросы православной веры, он постоянно обращается к самым выдающимся произведениям А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя, Ф. Тютчева, И. Тургенева, Л. Толстого и др. И это не случайно. Дело в том, что литература того времени была подвержена разного рода чуждым христианству и православию влияниям — просветительским, материалистическим, либеральным, революционно-социалистическим, анархическим, протестантским, сектантским и т. д. Более того, она фактически во многом превращалась в некий антипод христианской религии и церкви в целом. В этом смысле необходимо было защищать истинно православную веру от самых различных ее искажений и извращений. Кроме того, особое значение приобрела проблема веры и неверия. Варсонофий, вслед за Амвросием, показывал несостоятельность всех идей и учений, не соответствовавших духу и учению Православной Церкви.
В центр своих бесед, проповедей и поучений старец Варсонофий ставил проблему веры, молитвы и спасения человека и человеческой души.
Будучи прекрасно образованным и необычайно расположенным к глубоким и тонким размышлениям человеком, он не мог пройти мимо одного из величайших явлений мировой культуры — современной ему великой русской поэзии и литературы, которая ставила и исследовала глубинные процессы и тайны духовного мира человека. Больше того, русская литература того времени пыталась рассматривать те же проблемы, которые традиционно относились к сфере философии, богословия, психологии и других областей. При этом она впитывала в себя различные элементы западноевропейской светской идеологии: атеизм («Письмо к Гоголю» В. Белинского, «Что делать?» Н. Чернышевского), нигилизм («Отцы и дети» И. Тургенева), критическое отношение к церкви и ее догматам у Л. Толстого, непомерное увлечение физической красотой вопреки религиозной духовности (А. Пушкин, М. Лермонтов, И. Тургенев и др.), возвышение эстетизма в ущерб религиозной вере, мотивы тоски и разочарования, гордыни и уныния вопреки евангельским заповедям, имевшиеся почти у всех русских поэтов и писателей того времени.
В этом смысле Варсонофий, глубоко уважая творчество великих русских поэтов и писателей, пытался защитить подлинно религиозную православную веру и Русскую Православную Церковь от негативного влияния этой литературы и в то же время показать изъяны миросозерцания этих писателей, их непоследовательность, «полуверу», мешавшие им следовать по праведному пути.
Например, обращаясь к творчеству А. С. Пушкина, одному из самых великих русских поэтов, Варсонофий раскрывал противоречивость его внутреннего мира, и хотя Пушкин искал Бога и праведный путь к Богу, но в силу своей полуверы останавливался на полпути.
Особенно интересен анализ стихотворения «Стансы», написанного Пушкиным под впечатлением проповеди митрополита Филарета в Успенском соборе. Это стихотворение Варсонофий назвал дивным, «за которое, наверное, многое простил ему Господь»[406]. Ведь известно, что Пушкин не раз собирался уйти в монастырь, о чем Варсонофий упоминает в своих беседах, и, видимо, неслучайно проповедь митрополита Филарета вызвала такой гениальный отзвук в душе поэта.
Варсонофий дает своеобразную предысторию этого необычайного всплеска творческой энергии и воображения Пушкина, связанную с еще одним стихотворением, «Дар напрасный, дар случайный…», который вызвал столь же гениальный отклик со стороны митрополита Филарета: стихотворение-ответ, написанное в том же стихотворном размере и почти в тех же словах. Хочется привести оба стихотворения, чтобы читатель почувствовал глубинную взаимосвязь между этими личностями и их творениями, светским и религиозно-духовным.