Любовь Чефранова (Ланева). Простая биография

Родилась я в Сибири, ближе к концу войны. Мамины родители были из старой сибирской семьи, вспоминается, что из казачьих корней. Но казачеством уже не занимались, а занимались предки хлебопашеством, да зимою водили обозы на линии Владивосток-Москва-Владивосток со всеми промежуточными городами: Иркутск, Чита… и т. д. А когда была построена железная дорога, то этот промысел не то, чтобы отпал, но на местных линиях очень востребован был. Бабушка ярко вспоминала, как зимними морозными ночами ее отец с дядьями внезапно являлись с дороги домой в заледенелых тулупах, и столько шуму, радости, переполоху они приносили с собой. И лошадей нужно сразу устроить, и вообще в восторге вся семья....

В гражданскую войну мужчины нашего семейства воевали за новую жизнь, за Советскую власть, а затем поднимали хозяйство, работали наравне с лошадьми. А затем началось раскулачивание, и все это прахом прошло. Притом история нашей семьи имела особенности, чисто приключенческие, если подробно их рассказать. Сразу раскулачить нас не смогли – заслуги семьи в Красной Армии были большие, но потом такая катавасия пошла – в общем, хватило беды и на нас. Маме было тогда 14 лет, и ни на какую работу ее не брали. Тогда бабушка уговорила врача, а доктор все понимал и пошел на подлог – выписал справку, что девушке уже 16 лет, а метрические книги в нашей волости сгорели вместе с церковными строениями еще в гражданскую войну. Но это не помогло, так как во всяких конторах бывалые люди просто смеялись в лицо, мол, кого ты обманывать хочешь, девчонка – тебе не больше пятнадцати лет. Никто не хотел из-за этой липовой справки рисковать очень серьезной статьей.

А в городе в то время гастролировал цирк шапито – такой огромный шатер и табор со всем цирковыми делами при нем. Напрасно мама там убеждала конторских, что она деревенская и привычна к любой работе – умеет и убирать, и за скотиной ходить, и вообще по хозяйству все. С тем, что она деревенская и все умеет – с этим не спорил никто. Посоветовали ей до шестнадцати лет дорасти и тогда приходить. Вышла она из цирка и стала плакать. Тут идет какой-то очень представительный мужчина и спрашивает ее, что у нее случилось, какая такая беда. Она и расскажи ему все. Человек ее за руку взял и прямо в тот цирк и привел. А там все: "Иван Максимович, Иван Максимович…", двери сами открываются перед ним. В конторе человек тот только сказал: "Устройте!" – и в тот же вечер девчушка проверяла билетики на входе в тот цирк, а затем и в любой другой работе по-деревенски сноровистой была. Это был знаменитый Иван Максимович Поддубный, который был тогда на закате своей сорокалетней карьеры, но сборы цирка еще зависели от него.

В цирке мама работала недолго, так как не могла уезжать одна далеко от семьи. Но трудовая занятость в ее документах уже была, поэтому кадровики стали равнодушными к сомнительной справке о возрасте, и работу она нашла. В общем, крепкий мы были народ, не так то и просто было всех нас затоптать. Во время войны мама работала в госпитале в Сибири, куда привозили с далекого фронта уже негодных для службы, сильно покалеченных солдат, и одного такого неунывающего, веселого инвалида войны мама взяла домой, и поженились они – настоящая была у них любовь. После войны они переехали из Сибири уже с маленькой со мной в Европейскую часть страны, ближе к родственникам моего отца. Отец, по профессии станочник широкого профиля металлист, происхождением из крестьян, затем школа Фабрично-Заводского Ученичества ФЗУ, оконченная еще до войны. Так он на простом протезе работал наравне со здоровыми мужиками и у станка на заводе, и кочегаром на угле в котельной ради комнаты для семьи, перестраивал стенку в коммунальной квартире, чтобы сделать в той комнате хотя бы одно окно, подрабатывал ремеслами по вечерам – больно было ему временами до ужаса, но он все терпел и работал, поднимал всю семью. И мама тоже работала на фабрике до пенсии всю свою послевоенную жизнь – и никаких ни "руководящих работников", ни "блата" не было и намека у нас ни в семье, ни в знакомствах, и никакую "коррупцию" не умели делать мы никогда. Правда, положенные бумаги оформляли, как положено четко, характеристики с места работы у всех членов семьи просто отличными были, "почетных грамот" – не сосчитать. Я рано вышла замуж по любви, мужа тоже на работе смолоду ценили за трудолюбие и мастерство – он на заводе сначала электрослесарем, затем электромехаником был, заочно учился и вообще свое дело знал. Бывало, с завода машину за ним присылали не в смену домой, если срочное что-то нужно, а никто без него не поймет. Очень помогла нам тогда одна большая начальница с погонами полковника милиции на форме милицейского образца. Точно ее должность мы с мужем теперь уже и не помним, но муж-то по армии с погонами знаком, он говорит – что и сам удивился званию этой начальницы по прописке, тогда ведь полковники милиции не часто встречались даже среди мужчин. Была она немолодая, спокойная, очень внимательная к нам, и вся абсолютно седая – белая-белая, словно сто лет. С войны-то тогда только лет двадцать прошло, и где она так поседеть и так поумнеть могла – догадаться легко. На ее поколение и службу такое выпало, что с нынешним не с чем сравнить. С ходатайствами от предприятий и всем, как теперь говорят, пакетом документов мы добрались до нее. Мужа она слушала внимательно, но недолго, посмотрела бумаги, вздохнула, сказала, что детям, конечно, нужно расти… и подписала один документ, поставила резолюцию на него. Затем уже дело времени, и за два-три года расселилась вся наша большая семья.

Мои родители получили очень хорошую, удобную двухкомнатную квартирку в новом кирпичном доме, окнами в южную сторону на детсад и быстро зеленеющий двор. Сестры тоже получили квартиры, а мы с мужем предпочли две большие, высокие смежные комнаты в коммуналке, для нашего города – очень себе видовые, и дом хороший – СФК. Квартира была небольшая, кроме нас – две семьи, и мы решили, что чем детей на продленку сдавать и вечерами к ним привязанные сидеть, лучше жить в коммунальной квартире – дети будут у соседей всегда на виду. Район был старый, устроенный, магазины были все близко от нас, до клуба с секциями и кинотеатром – двадцать минут пешком, до Дома пионеров и школьников – прямая улица без поворотов, школа – тут за углом, чуть ли не все маршруты городского транспорта с нами рядом идут. В общем, прижились мы там, и уже в новом тысячелетии расселили эту квартиру, и теперь в ней сами без соседей живем. Каких трудов это стоило нашим детям и нам – и не расскажешь всего, тем более что и кризисы были, и внуки маленькие, и экономика вся ползет, и годами инфляция все пожирала, и работу молодым не найти. Все же нам помогло государство – мужу льгота на выкуп дополнительной площади была, как ветерану труда. Вся семья теперь не помещается в квартире, частично дети отдельно живут, своими семьями обзавелись. Но все равно по будням обеденный стол на светлой, просторной кухне собирает пятерых едоков. Отсюда делайте вывод – держитесь дружной семьей, и никакая "перестройка" не сломает вам жизнь. ( А прежняя комната мужа в старой его коммуналке осталась его сестренке, которая подрастала тогда – тоже ведь хорошо.)

В младших классах школы я была паинька словно картинка – как девочка-октябренок или пионерка уже с красным галстуком, в белом передничке, с огромным бантом в волосах. И голос у меня был чистый, звучный, отчетливый. И мне всегда приходилось декламировать громко и ясно пионерские правильные стихи на торжественных партийных мероприятиях разного рода или торжественно преподносить на таких мероприятиях выдающимся людям цветы. Однажды был у нас знаменитый иностранный писатель, много писавший там у себя на Западе за границей насчет того, что русские – это нормальные люди, войны не хотят и бояться не нужно нас. Распорядители устроили так, что на каком-то торжественном спектакле по его произведениям в его честь я оказалась при всем параде на почетном месте рядом с ним. Возможно, многие думали, что я – дочка какого-нибудь «бугра», а вовсе не дочь инвалида войны – рабочего и работницы, выбивающихся из сил, чтобы семью содержать, и живем мы все и старые, и средние, и малые в одной комнате коммунальной квартиры, вообще-то непригодной технически для жилья. Не знаю, что думали люди тогда обо мне, но дорожка была простая – совет пионерской дружины, Артек, комсомол, актив, аппарат и т. д. Однако далее председателя совета дружины и секретаря первичной комсомольской организации в школе я сама не пошла – отмахнулась от этого как от сухой шелухи, как только стала немного взрослеть, и затем уже в комсомоле незаметной мышкой в массе таких же была. Во всяком случае, коньки в нашем парке зимой и съемная дача летом в уютных местах от города недалеко своею естественной свободой под строжайшим бабушкиным контролем вполне заменяли Артек.

После школы я работала в разных местах; из-за раннего замужества и деток было трудно стабильное место найти. Была я и уборщицей в детских яслях, и работницей на заводе в тарно-коробочном цехе, и работала несколько лет в телефонии из-за четкого голоса и хорошего слуха. Работала в заводоуправлении по распределению работы и учету нарядов по участкам и цехам, разносила разную учетно-техническую документацию по ним. А они оказались-то, представьте себе, в разных концах обширной промышленной территории нашего завода, там сплошные подъездные пути для железнодорожных составов и "бетонка" для большегрузных автомашин. Говорят, для здоровья полезно столько бегать и прыгать за день, вот я и бегала там для здоровья в любую погоду весь год. Надолго определилась я только оператором большой-пребольшой ЭВМ и стала там же образование пополнять. Поступила я тогда на вечерние бухгалтерские курсы с очень плотной программой обучения в два года для дневного отделения и в три – для вечернего. Помимо стандартного бухгалтерского учета там были системы автоматизированного управления и ЭВМ, статистика, советское право и куча еще всего. С какой стороны ни смотри – это программа учетно-экономического техникума, а не просто бухгалтерских курсов. Однако курсы выдают "свидетельство", а не диплом. Тем не менее, в этом свидетельстве есть строка: "может работать главным бухгалтером промышленных предприятий". Легко запутаться, свидетельство это, или диплом.

На курсах мне никто ничего толком не объяснял, пока я до завуча не добрались. Наша милейшая мудрая завучиха, солидная, серьезная такая – прямо главврач санатория на югах, смотрела на меня сквозь начальственные очки и очень убедительно говорила, что полного среднего специального образования наше учебное заведение не дает по причине отсутствия или неполного отражения в программе таких предметов, как истмат, диамат и история КПСС. Ну, так нужно добавить эти предметы в программу – умно посоветовала я. Однако завуч была не согласна со мной. «Понимаете, милочка, – объясняла она мне, – главным бухгалтером промышленного гиганта с нашими курсами трудно стать, потому как есть ФИНЭК и высшее экономическое образование вообще. А вот главным бухгалтером предприятий местной промышленности – сколько угодно. Представьте себе, что-то случилось у вас на работе не то, понимаете? А у вас даже среднетехнического образования в этой области нет, вы предвидеть ничего не могли и ошиблись, ну, только чуть-чуть…». Тут я все поняла и покраснела ужасно, и перестала вопросы руководителям задавать. Почти весь учебный материал был на практике мне знаком по работе в разных местах и, особенно, на ВЦ[1], на работе начальники шли мне навстречу во всем, поэтому я успешно прошла тот курс и получила свидетельство с правом работы главбухом, но "среднего специального образования" у меня до сих пор еще нет.

Затем я долго работала на том же заводе бухгалтером, никакой карьеры делать не стремилась, все мои мысли занимала семья. В перестройку работала вторым бухгалтером научно-производственных кооперативов, но это движение по общим экономическим причинам заглохло у нас на корню. Попробовала было силы в торговле, но сразу увидела – не мое. А на пенсию я ушла с должности ведущего бухгалтера в системе министерства культуры, и в моем ведении был наш городской музей. Я отказалась от более выгодных в материальном отношении предложений, так как хотелось мне перед пенсией хотя бы немного поработать с чем-нибудь чистым и светлым для души. И я никогда не забуду, как приходила в музей со служебного входа даже в "закрытые" дни, общалась с сотрудниками и была в коллективе своя. А материально нам помогал тогда уже вставший на ноги сын, а так же оставались востребованными в разных местах и специальность мужа, и разные его личные ноу-хау, благодаря которым изношенное донельзя оборудование продолжало работать на заводе и на сторонние заказы, и на быстро худеющий план. И хотя везде по деньгам это было не много, но стабильно. В общем, мы пережили трудные времена. Во время кризиса 98-го года случился забавный экономический эпизод. Незадолго до кризиса сын заказал в одной частной столярной мастерской прекрасный стеллаж для книг.

А тут обвалилось все. Предприятие, на котором работал сын, выдержало это с очень большими потерями и трудом, многие мелкие предприятия разорились совсем. Исчезла и столярная мастерская, никто о заказе у нас и не вспоминал – было не до того. После кризиса примерно через год кто-то нам позвонил и обрадовал, что мастерская восстановлена и возобновила работу. Поскольку же наш заказ был еще до кризиса проплачен, то теперь требовать дополнительных денег они вроде бы не вправе от нас, но изменились все цены на всё и выполнить заказ в прежнем объеме теперь они не могут. Так не согласится ли заказчик на замену материала и более простую обработку? Мы были счастливы уже от того, что кто-то еще рядом с нами выкарабкаться сумел, и согласились на все. Вскоре стеллаж был доставлен; он выполнен из простого материала, но удивительно прочно и аккуратно, и он мощно стоит до сих пор – и сто лет простоит как скала. Вот такие порядочные люди бывают в нашей стране: кризис, не кризис – договоры следует выполнять. А могли бы ведь просто "забыть" тот заказ – никто бы не вспомнил о нем.

Я вышла на пенсию сразу, как только исполнилось 55, хотя была на хорошем счету и могла бы работать и работать еще. Но прежде всего – семья. Дочка тоже, как я, сначала детками обзавелась, затем об образовании стала думать. А внуков пришлось взять под крылышко мне. Так вот и кончилась моя трудовая карьера в том возрасте, когда другие женщины-бухгалтера продолжают активную трудовую жизнь и даже еще "растут". Зато дочка смогла спокойно работать и заочно закончила институт. Теперь и внуки уже подросли, поучились и на ноги постепенно встают, и хотя с трудоустройством молодежи у нас еще очень непросто, но рассчитываем и эти вопросы решить. Ну а я уже давно домохозяйка, стряпуха и экономка в семье. С утра до вечера – продуктовые лавки, рынок, магазины, плита и всякое другое домашнее хозяйство на мне, как когда-то на бабушке было. Также очень утомительны и много времени занимают скрупулезные подсчеты расходов на питание – только так и можно экономить, обеспечивая здоровое, сбалансированное питание семье. Да и здоровье, конечно, уже у меня не то. За продуктами я хожу главным образом с мужем, и мы большую сумку на колесиках берем. Сумка бывает такая, что мне и не приподнять, и хотя здоровье мужа тоже уже не то, и он на пенсию вышел, тем не менее, шутит, что будто бы велят доктора ему шевелиться, и он сумку таскает на наш этаж как бы еще легко. А ведь подумать только, всего-то лет тридцать тому назад он взбегал по этой лестнице ради шутки со мной на руках… а полвека тому назад просто подбрасывал к потолку. А я верещала, делала вид, что боюсь… Вот и думайте сами, счастлива я или нет. А мне некогда думать об этом: сейчас нужно мужу вкусненькое по диете варить, да ребятам обед, скоро с работы придут. Да еще они просили шарлотку на вечер, да и много еще чего. Некогда думать мне… так и проходит жизнь.