Я сложил все три листка бумаги в конверт и, положив его в карман куртки, выскочил из квартиры. Внизу около почтовых ящиков я на мгновение остановился. Конверт нельзя было оставлять в квартире, нельзя было его и носить с собой. Недолго думая и слабо представляя возможные последствия, я бросил конверт в почтовый ящик своих соседей, недавно всей семьёй уехавших отдыхать на юг. Я знал, что они ещё минимум три недели не появятся в Москве – до этого момента я должен был разобраться со всем, что происходило вокруг меня.
Запыхавшийся и взволнованный, я практически ворвался в квартиру Станкевича, когда тот открыл дверь. Передо мной стоял подавленный человек. Ссутулившийся, небритый, мгновенно постаревший на несколько лет, он посмотрел на меня печальным, пустым взглядом сквозь свои толстые очки. Отчим Карины молча протянул небольшой вырванный из блокнота листок бумаги, а сам, медленно передвигая ноги, отправился на кухню.
Я быстро, глотая слова, прочитал записку, написанную рукой Карины: «Дядя Женя, дорогой мой. Теперь я могу обращаться к тебе только так. У меня появился отец, мой настоящий отец. Как и говорила моя мама, он приехал ко мне, приехал за мной. И теперь мы будем вместе. Дядя Женечка, я тебя очень люблю, но сейчас я должна быть вместе с отцом, я нужна ему. Я так этого ждала. Прости. Сейчас мы должны уехать, но мы обязательно вернёмся, очень скоро вернёмся. Карина».
Я машинально и обречённо покрутил записку в руках, сложил её пополам, потом нервно развернул, снова прочитал, как будто надеялся, что всё изменится, и я смогу увидеть в этих наспех написанных, кривых строчках что-то иное. В глаза ещё раз больно ударила её «прости» – я мог отнести это и к себе… Она знала об отце и ничего не сказала, ни мне, никому. Боялась? А вдруг ей была известна судьба отца уже в тот самый день, день нашей встречи? Значит, они всегда и во всём были вместе. И эта странная история с тамплиерами… Неужели это так, неужели всё это действительно игра, игра, правила которой я совсем не знаю и в которой вся инициатива находится в руках одного человека, загадочного человека? Кто же ты такой, господин Полуянов, и что тебе надо?!
Станкевич сидел на кухне. На столе стояла открытая бутылка виски.
– Ну, как это вам? – разглядывая зажатую в руке полную рюмку, устало и обиженно спросил он.
В его вопросе я почувствовал сильное внутреннее напряжение, которое он пытался замаскировать спокойной отрешённостью.
– Когда это произошло?
– Записку я обнаружил два часа назад… Она ушла утром, когда меня не было. – Он грустно вздохнул, опрокинул в себя мутное содержимое рюмки и сморщил на мгновение свой прямой острый нос.
Я присел на стул.
– Он всё-таки вернулся и украл у меня семью, – тихо сказал Станкевич, плеснув себе в рюмку ещё виски. – Он украл у меня дочь. А ведь этого не могло, не должно было произойти… Но ведь произошло… Почему? Зачем он вернулся? – Станкевич провёл рукой по подбородку, осоловевшими глазами уставившись прямо перед собой в невидимую точку на стене. – Вы верите в потусторонние силы? Сейчас мне кажется, сам дьявол прислал его к нам…
Станкевич посмотрел на меня и криво усмехнулся, смягчив остроту и обиду высказанной вслух мысли, которая появилась в воспалённом разочарованием и алкоголем мозгу.
– Вы видели его? – спросил я.
– Нет. Но я с ним разговаривал. Он звонил сюда… сегодня… Я не мог ошибиться. Его голос я смог бы узнать из тысячи, слишком хорошо я его запомнил… Это был действительно он.
– Что он сказал? Карина в безопасности? – Мой голос дрожал от волнения.
– Да, – протяжно сказал Станкевич, словно о чём-то раздумывая. – Он говорит, что всё в порядке и с Кариной, и с ним. Но им нужно переждать некоторое время в безопасном месте.
– Почему? Что случилось?
Станкевич покачал головой:
– Вы и сами можете ответить на этот вопрос. – Станкевич посмотрел на меня своими неподвижными, блестящими от алкоголя глазами. – Ведь к вам приходили, не правда ли?
Я ничего не ответил, но мне и не надо было ничего говорить. Меня сразу же выдали мои глаза, пряча которые, я опустил голову.