– Там, где мы его и искали.
– Перстень Соломона был у Селиных?! ― вскричал я.
– Да, ― невозмутимо ответил Полуянов. ― И я искал его вместе со всеми, пытаясь, как и Пахомов, и Бартли, и вы с Сарычевым, найти ключ, спрятанный в письмах. Только я нашёл перстень без писем и намного раньше. А помогла мне случайность…
– Какая?!
– Помните, я говорил вам, что перстень в руках простых людей может вызывать воспоминания его Повелителей?
На секунду я опешил, вспомнив графический рисунок замка в Доме художника на Крымском Валу.
– Я понял… ― пробормотал я. ― Замок Перибю…
– Всё правильно, ― подтвердил Полуянов. ― Когда я встречался с Кариной во Франции, я подарил ей акварель с видом Перибю, которую написал сам… Представляете, каково было моё удивление, когда Карина уже в Москве рассказала мне, что вы с ней видели абсолютно точный до деталей графический рисунок замка Перибю, сделанный каким-то Румянцевым! Я решил проверить. Если этот человек не был на развалинах родового замка барона П., значит…
– …значит, он рисовал картину, срисовывая образ сна, возникшего под влиянием силы камня.
– Именно так, ― кивнул Полуянов. ― Я побывал на квартире Румянцева-Селиной намного раньше вас, ещё до нашей встречи и нашёл перстень. Остальное было делом техники. Анастасия Ковалёва изготовила копию перстня по моей просьбе, и я подкинул фальшивку в диван, когда оказался там во второй раз, уже вместе с вами.
– Так просто… ― обескуражено пробормотал я.
– Странным образом и на этот раз случай оказался на моей стороне, ― сказал Полуянов. ― К тому же, Руслан, вы понимаете, я не мог допустить, чтобы перстень попал в руки Сарычева и, тем более, в ваши руки. Любой Повелитель, заполучив перстень, обязательно почувствует свою силу, а тогда… тогда первую скрипку в этой партии играл бы уже не я, а вы, мой дорогой Руслан.
– Стало быть, перстень у вас? ― спросил я.
– Конечно, он у меня, ― невозмутимо, будто по-другому и быть не могло, подтвердил Полуянов. ― И ждёт того времени, когда новый Повелитель с умом распорядится им.
– Он сейчас с вами? ― наивно поинтересовался я.
– Естественно, нет, ― Полуянов оскалил зубы в ухмылке.
Я поднял свою голову вверх и, закрыв глаза, повернул лицо к солнцу. Солнечный ветер как будто умыл моё лицо, смахнув с него усталую и подозрительную неопределённость прошлого. Удивительно, но теперь, впервые за долгие месяцы неразумных гаданий и тягостного ожидания, на душе стало как-то по-особенному спокойно и безмятежно. Сейчас я знал практически всё, и, несмотря на всю сказочность и парадоксальность ситуации, теперь она мне была понятна. Наступил момент, когда последние кусочки чудной мозаики нашли своё место, образовав законченное панно. Я получил то, что жаждал получить, намеренно заключая себя в темницу одиночества, – я получил завершённость изображения. И пусть эта картина реальности была с точки зрения прагматического рассудка кричаще неразумна и мистична, я доверял ей так же, как доверял сейчас рассказу сидящего рядом со мной Полуянова – неизвестно, демону в обличие человека или человеку с душой демона. Рисуемая картина, несмотря на всю свою фантастичность, была логически самодостаточна, она жила по своим внутренним законам. И тут уже было совсем не важно, верю ли я в новую реальность или нет, принимаю её или отрицаю, – я уже стал её неотъемлемой частью и, может быть даже, прошлым. Вихрь случайности сделал меня пешкой в чужой шахматной партии, и я, повинуясь тайному замыслу, упорно двигался вперёд, пересекая чёрно-белое поле. Мной могли пожертвовать в любой момент, но, видно, это не входило в планы игроков. Пешка остановилась на предпоследней клетке, так и не став ферзём. Партия закончилась? А возможно, была просто отложена?..
Полуянов нетерпеливо кашлянул, я открыл глаза.
– Забавно, ― отстранённо проговорил я, уставившись прямо перед собой в пустом безразличии стеклянного взгляда. ― Мир стал другим, а вокруг ничего не изменилось.
– С миром ничего не произошло, ― сказал Полуянов. ― Просто вы сейчас сняли очки.