Тогда в Москве началась чесотка, и Юра заболел, Дети ездили к нему, стирали, гладили — ничего не спасало. К счастью, нашлась удивительная женщина-врач, которая уложила Юру в больницу и вылечила.

Выглядел он уже жутко: зубы выпали, лицо стало одутловатым. Юра был по-прежнему аккуратным, но все же имел вид опустившегося человека.

Когда в Доме актера устраивались какие-то мероприятия, встречи с политическими деятелями, Юра звонил и спрашивал разрешения прийти. Он всегда интересовался политикой.

Однажды мы ждали его дома — прописанный у нас, Юра должен был приехать голосовать на выборах президента. Но он не приехал. Мы начали волноваться, звонить — никто не отвечал. Тогда дочка Саша с мужем отправились его искать.

Вечером дочка позвонила и сообщила: «Папа умер». Он сидел на лавочке, ему стало плохо, «Скорая» приехала, но было поздно.

Я кричала криком…

Мы узнали, что Юра отправлен в морг как неопознанный — при нем не было документов. В морге мне пришлось пройти тяжелую процедуру опознания. Приоткрыли покрывало, я узнала Юру. Но потом всю ночь мучилась: вдруг я ошиблась, вдруг это не он?

Мы договорились его кремировать. Я понимала, что народу на похоронах не будет — Юра последние годы уже не работал на телевидении. Но когда мы приехали в крематорий, со всех сторон туда стекались люди — операторы захотели проститься с Юрой.

Я увидела в гробу гладкое, как высеченное, лицо. И при взгляде на него ушло все, что было плохого и мучительного. Осталась только память о мощном, большом человеке, по-настоящему не реализовавшемся ни в работе, ни в семейной жизни, но, несмотря на это и на тяжелую болезнь, оставшемся личностью.

Я знаю, что виновата. К сожалению, я не способна целиком посвятить себя другому человеку. Этого завидного женского качества во мне нет.

Юра часто говорил: «Почему твоей любви хватает на всех, кроме самых близких?» Это страшный упрек, но, видимо, верный.

Я могу отдать себя народу, как это ни смешно звучит. Отдавала себя целиком на телевидении, Всю, без остатка, могу посвятить себя актерам. Не остается меня только на родных.

Поэтому единственное, что я знаю твердо: работа, конечно, важна, но люди должны складывать свою семью. Это не происходит само собой. Это большой и тяжелый труд. Я с ним не справилась. У нас — замечательная семья, но я не смогла сделать для мужа то, что должна была сделать.

Мне повезло: я и в семьдесят с лишним лет работаю, как безумная. А ведь могла бы уже давно быть на пенсии. Поэтому, конечно, должно сложиться личное — то, что дает тебе желание жить.

* * *

Откровения в личных и тем более интимных вопросах мне не свойственны. Но все-таки должна сказать, что мой опыт не ограничился первой безумной любовью и Юрой. В моей жизни были еще два человека.

Начав работать на телевидении, я вдруг однажды поняла, что кроме Юры еще один телевизионный оператор в меня влюблен — он совершенно неожиданно обрушил на меня бурю чувств. Иногда мы ездили куда-то вместе, ходили к его друзьям. Как-то раз я даже оказалась у него дома.

В кого я была влюблена — в Юру или в того, другого, — сказать не могу: тогда для меня это не имело большого значения — я жила еще прошлыми переживаниями. А главное — несмотря на опыт первой любви, я все равно оставалась диковатой в этих делах.

Когда надо было решать, за кого из двух приятелей выходить замуж, определяющим являлось не их отношение ко мне, не их благосостояние (последнее вообще в те времена роли не играло — мы все были одинаково бедны) — меня почему-то волновало только одно: кто из них выше ростом? Это говорит лишь о том, какой дурой я была и как безответственно относилась к созданию семьи.

Я вышла за Юру. Второй друг пришел на свадьбу. Причем с какой-то женщиной — возможно, так ему было легче. Свадьба получилась веселой. Никаких сомнений я уже не испытывала, хотя и не очень понимала, зачем выхожу замуж.

Потом тот оператор уехал в другой город. Я не знала, из-за чего: то ли ему было нелегко жить там, где находилась я, то ли по какой-то иной причине. Он женился. Иногда приезжал в Москву. Помню даже, как мы втроем — с ним и с Юрой — пошли покупать мне пальто. Приобрели серое в белых яблоках, длинное, чуть приталенное пальтишко — очень дешевое и сомнительного качества. Но тогда это казалось роскошью, и я была счастлива.