Когда я пришла на телевидение, вокруг меня вилось много мужчин: кто-то провожал сегодня, кто-то — завтра. Постоянно же оказывался рядом один человек — Юра Игнатов. Но я даже не думала о его чувствах ко мне.

С моим приходом число комсомольцев достигло десяти, что позволяло избрать бюро. Естественно, я стала секретарем. А спортивным сектором заведовал Юра. Я все время просила его организовать хоть какое-нибудь мероприятие. И однажды он объявил мне, что мы будем кататься на коньках в Парке культуры. Я, которая не умеет и не любит кататься на коньках, беру свою сестру Зину, которая все умеет и все любит, и тащусь с ней в парк. И вижу: стоит Юра — один, никого из бюро больше нет. Я тогда даже не поняла, что мероприятие так и было им задумано.

С Юрой Игнатовым мы поженились в 1957 году, Спустя год родился сын Алеша, а в 61-м — дочка Саша.

Юра — из очень простой семьи. Но он был наделен качествами, придающими масштаб личности. Я боготворю Михаила Александровича Ульянова и, конечно, понимаю, что его и моего мужа сравнивать нельзя (Михаил Александрович — великий человек), но почему-то мне кажется, что у них — много общего. Это люди, которым силу и мудрость дает земля, а сверху посылаются особые способности.

Юра был удивительно талантливым оператором. Он мог стать и хорошим руководителем, но, как человек мудрый, понимал, что происходит вокруг, никогда не вступал в партию, хотя был ведущим оператором и работал на всех правительственных съемках.

Для меня же главное — каким он был мужем. Я чувствовала себя защищенной и любимой. Не забуду, как он смотрел на меня, когда забирал нас с Лешкой из роддома. Он не давал мне по ночам вставать к маленьким детям — поднимался сам. Все делалось ради меня. Денег у нас всегда было очень мало, и тратились они прежде всего на меня: чтобы я могла надеть что-то красивое или съесть что-нибудь вкусное. Он обожал детей, много ими занимался, но все равно говорил: «Мать — на первом месте». А мне объяснял: «Они еще будут в жизни все иметь. Сейчас это нужно тебе».

Я считаю свое замужество счастливым. Только счастье оказалось коротким. Начиная с 1966 года Юра стал выпивать, потом пить и дальше — пить по-страшному. Так пьют, как ни странно, люди, обладающие редкими человеческими качествами.

Юра всегда говорил: «У нас с тобой какое-то противостояние». Он болезненно относился к тому, что я очень сильная натура. Ему казалось: в этом смысле он мне — неровня. Это было совершенно не так. Думаю, продолжая пить, Юра доказывал себе, что хотя бы в этом он может не пойти мне навстречу.

Конечно, сыграла свою роль и дурная наследственность. Но мне порой кажется, если бы Юра был женат на другой женщине, более слабой, умеющей подчинить свои интересы интересам мужа, он смог бы преодолеть болезнь и благодаря своему удивительному мужскому характеру бросить пить.

А он видел: я обхожусь сама, дети растут. Я действительно старалась сделать так, чтобы сын с дочкой не страдали. Объясняла им, что у многих — родители больны, просто у кого-то — одно, у кого-то — другое. К нам приходили гости, мы жили, вроде бы не замечая происходящего. Наверное, по отношению к детям это было правильно, а вот по отношению к Юре, видимо, нет.

Юра пил до самой смерти, до 1996 года. Более страшную семейную жизнь трудно себе представить. Человек, который пьет, находится в каком-то иллюзорном мире, и он втягивает в этот мир окружающих. Сначала ты живешь надеждой, что сегодня он придет не пьяным. Потом ты уже стараешься предугадать, в каком именно виде он придет. Затем ты ждешь звонка — где его найдут. Дальше ты начинаешь испытывать жуткую жалость: на работе у него неприятности. Но самое ужасное, когда ты понимаешь, что мужчина, с которым ты прожила годы и воспитала детей, которого ты знаешь как талантливую и масштабную личность, на твоих глазах и при твоей полной беспомощности превращается в нечеловека.

Лет двадцать — двадцать пять я жила, словно в сумасшедшем доме. При этом надо было работать, заниматься детьми, сохранять видимость благополучия, хотя все всё знали. Юра работал на телевидении, и я понимала, что его терпят лишь из уважения.

Врачи, ссылаясь на опыт, говорили: надеяться не на что. Но, конечно, я думала, что в нашем случае будет иначе: сейчас вот Леша женится — и Юра перестанет пить, или, как только Саша выйдет замуж, — Юра бросит, или внук родится — Юра исправится. Но ничего этого не происходило.

Хотя были и светлые дни. Зять Александр приобрел старую хату в деревне, в 450 километрах от Москвы, в районе Кинешмы. Я тогда и представить не могла, что эта деревня на высоком берегу Волги станет одной из лучших страниц в моей жизни. Я приехала туда и увидела дом с маленькими окнами и облезлыми стенами, совершенно заросший участок в 17 соток и огромную черемуху у калитки.

В доме была горница с легкой перегородкой и кухня вдоль всего периметра, тоже разделенная на клетки. Ужас! С годами золотые руки моего зятя превратили халупу в благоустроенный, просторный, разумно спланированный дом, который я очень полюбила.

И вот однажды дети с внуками уехали в деревню, а я собиралась присоединиться к ним на выходные. Вдруг звонит Юра и говорит: «Меня отправляют на пенсию, нужно получить обходной лист». Мы вместе поехали в «Останкино», обошли все необходимые службы, и я подумала: конечно, Юра много пил в последние годы, но ведь он — один из первых операторов советского телевидения, снимавший «Огоньки», правительственные передачи, спортивные программы, телеспектакли, неужели можно вот так, без единого доброго слова, проводить на пенсию человека-историю?

Мне стало жалко Юру, и я повезла его к нам в деревню. И там, в деревне, где все пьянствовали с утра до вечера, Юра впервые за десятилетия не пил в течение трех месяцев. Я привезла его и на следующий год, и все повторилось. Очевидно, жизнь на природе подходила ему.

Он был уже не такой, как раньше, — тяжело дышал, плохо ходил. Но даже в этом состоянии делал все, чтобы облегчить мою жизнь. У меня начали болеть ноги. Посоветовали держать их в теплой соленой воде. Когда Юра тащил ведро воды, страшно было смотреть. Невероятно заботливый человек. Он до последнего старался делать, что мог. Нас уже соединяли только дружеские отношения, но все равно Юра был тогда очень нужен мне.

Потом мы приезжали в Москву. И буквально за неделю он превращался в алкоголика.

У дочки была однокомнатная квартира. Удалось убедить Юру переехать туда — находиться с ним под одной крышей стало невыносимо. Мы помогали ему. Хотя жил он уже, как бомж.