Пенелопа прервала поцелуй, чтобы отстраниться. Наконец она приняла решение:

– Помоги мне снять корсет.

Секунду Габриэль колебался, будто не в силах поверить, что она вновь хочет ощутить его прикосновения, но вот его пальцы уже принялись вытаскивать шнурки из прорезей. Когда он закончил, Пенелопа повернулась к нему – медленно, позволяя ему осторожно стянуть с себя корсет. Когда она сняла сорочку, на ней остались лишь чулки и туфли.

Габриэль жадно созерцал ее, его взгляд словно обжигал ее тело. Пенелопа потянулась к нему, чтобы распустить галстук, который, на удивление, был еще завязан, хотя и криво. Брюки по-прежнему оказались на нем, лежали на сапогах, и Пен, заметив это, не смогла сдержать смех. Бромвич взглянул вниз и, поняв, над чем она смеется, улыбнулся – той своей улыбкой, которую обожала Пенелопа.

– Какая нелепая парочка, – сказал он. – Ты в своих чулках и подвязках, и я…

– А мне кажется, мы очень милая пара, – поддразнила его она, наслаждаясь теплом, горевшим в его глазах. – Но, думаю, нам все-таки стоит раздеться. Ты не согласен?

Пен наконец развязала галстук. Они быстро избавили друг друга от остатков облачения, прерывая это занятие поцелуями и ласками. Однако ни один из них не мог прогнать навязчивые неприятные вопросы: не совершила ли Пенелопа чудовищную ошибку, став любовницей Габриэля? Может, ей стоит оставить его в покое? Принесет ли это счастье обоим? – эти вопросы словно витали в воздухе между ними, и Пен ответа на них найти не могла.

Когда оба полностью обнажились, Пенелопа вновь поцеловала Габриэля. Боже, как приятно было прислоняться к его нагому телу! Он потрясающе сложен: подтянутый, немного волос на груди… От его прикосновений по ее коже бежали мурашки – не холодные, а теплые, сопровождаемые горячей волной удовольствия, захлестывающей все тело.

Габриэль позволил ей завладеть его губами однажды… дважды… и стал поглаживать ее спину, опуская руки вниз, к ягодицам. Очередной поцелуй Пенелопы он прервал и прильнул к ее шее, все крепче прижимая к себе ее тело.

– Подожди, Пен… – проговорил он, хотя говорить было поразительно трудно – он тяжело дышал, как и она. – Будь я проклят за то, что говорю такую глупость, но… – Габриэль отстранился, чтобы видеть ее лицо. Его тело дрожало от напряжения. – Ты уверена, что хочешь этого?

Этот, казалось бы, невинный вопрос мог быть о чем угодно: об их отношениях, об их будущем. Что бы ни имел в виду Габриэль, он переживал о чувствах Пенелопы, преобразивших его жизнь. Однако сейчас она была уверена лишь в одном: она хочет этого – то есть его – и хочет немедленно. А все остальное не имело значения. Пен обхватила ладонями лицо Габриэля, слегка поглаживая пальцами его скулы, и прошептала:

– Да.

И вновь накрыла его рот своим.

Этими словами она разбудила в нем ошеломляющий огонь желания, и у него исчезли все сомнения. Какая-то далекая частичка его все же беспокоилась, но и ее захватила головокружительная страсть. Ему надоели страхи и сомнения: Габриэль во что бы то ни стало решил быть с Пенелопой. И сейчас он отведет ее в постель.

Он опустил руку вниз и взял ее ладонь, увлекая Пен за собой в сторону кровати. Она покорно последовала за ним и села на край; он же прервал поцелуй. Габриэль встал рядом и, взявшись за колени, раздвинул ее ноги. Ее теплые нежные бедра обвили его тело, и тот короткий промежуток времени, пока они смотрели друг на друга, обоим казался вечностью. Она обняла его шею и начала поглаживать волосы; он же держал ее за талию, опуская руки все ниже. Ее нежные поцелуи возбуждали, и когда очередная волна вожделения захлестнула его, он испугался, что не удержится и возьмет ее прямо сейчас. Бромвич ускользнул от ее губ и прильнул к шее, языком ощущая ее быстрый пульс. Он чувствовал дрожь любовницы – такую же сильную, как и его. Габриэль понял, что должен дать выход этой неистовой страсти.

Милая, сладкая Пенелопа. Наконец-то она с ним, она – его. Он отклонился назад, чтобы лучше разглядеть ее, впечатать этот образ в свою память. Габриэль смотрел на ее груди, небольшие, но казавшиеся ему потрясающими. Он не сводил глаз с ее бледных розовых сосков, представляя, что на вкус они, должно быть, само совершенство. И он решил это выяснить.

Габриэль положил руку на ее грудь, наслаждаясь ее нежностью, и принялся целовать вторую. Он услышал стон удовольствия, когда его язык коснулся соска. Это было явным доказательством ее желания, и Габриэль ощутил, как в нем зарождается новое пламя страсти. Он понял, насколько чувствительна ее грудь, и стал ласкать ее более настойчиво. Пенелопа дрожала в его руках, жаждая большего. Но он продолжал дразнить ее, словно давая понять, что это только начало. Она также стала поглаживать его тело, начав с головы – чтобы сильнее прижать ее к своей груди. Потом руки опустились ниже, к его естеству, и он задрожал от удовольствия. Она продолжила гладить его, скользить по нему ладонями, и Габриэль отстранился, сделав шаг назад.

– Господи, Пен. – Он усмехнулся. – Если ты будешь ласкать меня так, все закончится слишком быстро.

Пенелопа чуть склонила голову, не сводя с него глаз, в которых Габриэль заметил… смущение?

– Не нужно?… Ты разве не хочешь?… – Однако ничего толком сказать у нее так и не получилось.