Пенелопа говорила это так искренне, с таким чувством, что у Габриэля перехватило дыхание.

– Постоянно пребывая в неведении, я не могла задремать даже на минутку, – продолжала она, голос ее дрожал. – Прекратился ли приступ или ты по-прежнему страдаешь в его путах, прикованный к кровати с завязанными глазами? Проснулся ли ты, окруженный врагами, или пришел в сознание, погрязший в отчаянии от вернувшегося безумия? – Глаза Пен блестели от едва сдерживаемых слез. – Или ты просто лежал тут один, думая лишь о том, что я бросила тебя? – Ее подбородок задрожал, казалось, она вот-вот разразится рыданиями.

– Нет, Пен, – прошептал Габриэль. – Что ты…

Пенелопа успокоилась, во взгляде засияла прежняя решительность.

– Хорошо. Потому что я никогда тебя не брошу. И мне наплевать, сумасшедший ты или нет, Габриэль. Если тебя полностью не излечить никогда, то мы будем жить с этим. И научимся с этим бороться. Вместе.

От этих слов сердце Габриэля преисполнилось жгучей, горькой радостью. Она любит его! Не могла не любить – что еще может заставить женщину осознанно вступить в брак с безумцем? Заставить ее жить каждый день в ожидании очередного приступа?

Бромвич решился прикоснуться к ней в последний раз.

– Я поражен, – тихо промолвил он. – Глубоко. Искренне. Но я не приму этой жертвы.

– Габриэль… – Пенелопа закрыла глаза.

– Посмотри на себя, Пен. Раненая. Утомленная. Последние два дня совершенно истощили твои силы. Своим желанием помочь мне ты погубишь себя.

Пен беспомощно смотрела на него, не в силах отрицать правду.

– А я не смогу жить, наблюдая, как ты страдаешь. – Он поцеловал ее руки. – Пока мы были вместе, ты многому меня научила. Как простить себя за то, чего я не в силах изменить. Как контролировать то, что мне подвластно. И я сделал свой выбор – я останусь здесь.

Слезы заструились из ее глаз.

– Ты не можешь просто бросить все и сдаться. Не можешь!

Габриэль мысленно вернулся к тому вечеру в Викеринг-плейс, когда он в первый раз пытался отправить Пенелопу домой. Но она с самого начала была такой упрямой… Он как тогда слышал ее пламенную клятву: «Я не знаю, получится ли избавить тебя от страданий. Но я знаю одно: пока ты борешься, я не сдамся. Клянусь». Они держались за руки, прямо как сейчас. Круг замкнулся. Габриэль знал слова, которые способны освободить Пен.

– Могу, Пен. Я больше не буду бороться с безумием. Такова моя судьба, и я принимаю ее.

Бромвич заставил себя отпустить ее руки. Боже, как же он любит ее! И только во имя этой любви он нашел в себе силы сказать остальное:

– И ты тоже должна оставить все как есть, Пен.

Пенелопа сжала кулаки, вонзившись ногтями в ладони, словно это могло помочь ей сохранить тепло его рук, ускользавшего от нее, как и он сам. Габриэль не пойдет с ней. Он не пойдет с ней, и она ничего не может с этим поделать. Он останется здесь, и ей придется смириться с этим. Завтра семья доставит его в суд, и уже к вечеру его вновь отправят в Викеринг-плейс.

Пен закрыла глаза, вновь полились слезы. Господи, никогда прежде она не чувствовала себя такой беспомощной!