Я встала и ощупью добралась до его постели.
— Я здесь.
Я дотронулась до его протянутой руки, и он крепко сжал мою кисть. Рука его опять дрожала и была очень горячая. Он схватил обе мои руки, и я почувствовала, что он прижался к ним лицом. И все шептал:
— Ирина... Ирина...
От испуга меня тоже прохватила дрожь. Я не знала, что с ним. Я несвязно повторяла, что все в порядке, все спокойно, я здесь, бояться нечего. Он в самом деле начал постепенно успокаиваться, но все еще сжимал мне руки и повторял мое имя.
— Ложись, — сказала я. — Я здесь, я посижу с тобой... Вот.
Он лег, не выпуская моей руки. Я стала гладить его по голове, потом положила руку на его горячий лоб. Комната успела выстудиться, а я была раздета, и не знаю, поэтому или нет, но я начала дрожать. Сначала я укрыла свои босые ноги, потом влезла под одеяло и продолжала гладить его по голове и успокаивать. А он несвязно, как больной ребенок, повторял то и дело «Ирина» и не выпускал моей руки. Так мы и лежали рядом, как испуганные дети.
Его рука крепко сжимала мою. Я тоже сжимала его руку. Она была большая, теплая и уже не дрожала. Я чувствовала, как его грудь приподымает и натягивает одеяло. Дышал он глубоко и часто. Время от времени по всему его крупному телу проходила дрожь, он задерживал дыхание, чтобы ее унять, а потом глубоко вздыхал. Я убрала руку с его лба, но он тут же положил ее обратно. Под одеялом я согрелась, постепенно меня охватило волнение. Я словно теряла ясное представление о том, кто лежит со мной рядом, и меня это словно бы и не интересовало, просто меня волновало исходящее от него тепло и то, что я держала его руку, гладила его лоб, что я была рядом. Я изо всех сил сжала его большую твердую руку. Мои пальцы скользнули по его лбу, глазам, носу, губам... Я заметила, что рука у меня дрожит. Внезапно мне стало грустно, не знаю, кого я жалела — его, себя или что-то, чего у нас не было. Слезы потекли из глаз, я лежала и беззвучно плакала. Жалость все больше разбирала меня, я просто оплакивала себя и пришла в такое смятение, что меня по-настоящему затрясло. Я обняла его, уткнулась лицом ему в грудь и отчаянно разрыдалась. Почувствовала, как рука его крепко меня обняла. Он приподнял мою голову и стал целовать мое мокрое лицо. И шептать, что любит меня. Я начала успокаиваться, и к этому спокойствию примешивалось неясное ощущение счастья. Грудь моя освобождалась от слез, мной овладевала странная беззаботность. Я прижималась к нему и целовала его.
Всю ночь мы не смыкали глаз. Только к утру, когда сознание мое стало мутиться от волнения и усталости, я уснула.
Он ни о чем со мной не говорил. Только повторил тысячу раз, что любит меня.
Здесь я прерву первый рассказ Ирины, потому что самое важное уже сказано. Необходимо только добавить, что на другой день Стефан ушел и увиделись они снова дней через двадцать. Он приехал в то село, куда эвакуировалась ее семья, и так как выдумка Стефана об их тесной дружбе успела к этому времени превратиться в чистую правду, они чувствовали себя перед Ирининой мамой немного неловко. День они чудесно провели в рощице над селом. Был уже март, снег растаял, солнце пригревало, и они радовались солнцу и своей молодости. И о многом друг другу рассказали. Видимо, уже было решено привлечь Ирину к работе в подполье, потому что Стефан разговаривал с ней значительно откровеннее, чем раньше. Только тогда она узнала, что произошло в тот день, который предшествовал первой самой важной в ее жизни ночи. Если говорить коротко, в тот день Стефан убил двух человек.
Одного — провокатора — выполняя задание. А так как его стали преследовать, при перестрелке он убил еще и агента в штатском. Перепрыгивая через какой-то забор, он выронил свой пистолет. Убивать ему пришлось в первый раз, хотя в своей боевой группе он долго готовился к подобным действиям. Потому Стефан и появился у Ирины в таком необычном состоянии. Но, как уже было рассказано, для них все кончилось хорошо или, по сути дела, все лишь тогда и началось...
ГЛАВА XII
Теперь, когда вы знаете о письме Ирины и прочли про этот первый серьезный эпизод в ее биографии, вы поймете, что все, окружавшее меня в доме отдыха, я воспринимала совершенно по-особому. В сущности, я словно жила в каком-то ином мире, в котором дом отдыха точно переместился в мир Ирины или Ирина перенеслась в дом отдыха. От этого образовалась довольно интересная смесь, которую я с удовольствием время от времени потягивала, чтобы поддерживать свое настроение на нужном уровне. Получилось такое у меня впервые в жизни — просто благодаря стечению обстоятельств.
Правда, мне было немножко неудобно показываться на глаза человеку с усами, так называемому Стефану. Не только из-за глупого разговора, после которого я сбежала, а еще и потому, что, когда он постучал в мою дверь, он мог услышать, как я плачу.
После слез всегда становится легче. И у меня отлегло от сердца, я уснула, а когда проснулась, перечитала письмо Ирины и многое обдумала. От вечернего настроения не осталось и следа, мне казалось теперь, что его и быть не могло. Я уже другими глазами смотрела на торжество в честь архитектора, ничто меня не раздражало, а наоборот, мне было смешно. Должно быть, поэтому я стала испытывать чувство некоторого превосходства над этими «мужчинами среднего возраста». Они все до одного хотели мне понравиться, мне, ничтожной девчонке, только потому, что я была очень молода и, вероятно, до известной степени привлекательна. Короче говоря, еще немного — и я готова была бы на какое-нибудь озорство. Мне хотелось посмеяться над всеми этими дяденьками. Но я не знала как, да и игра не стоила свеч. Думаю, что меня не следует судить особенно строго за подобные мысли, вы ведь и сами должны признать, что сопоставление было явно не в пользу здешнего общества: с одной стороны, Ирина с ее таинственным Стефаном и, с другой — Стефан № 2 и компания.
Я нарочно опоздала на завтрак. Когда я спустилась в столовую, было уже десять часов. Там было пусто, и завтрака мне не оставили. Очевидно, директор решил со всей строгостью применять правила внутреннего распорядка и по отношению ко мне. Но я мнительна и подумала, что он, наверное, не слишком доволен моим вчерашним поведением. Хотя, как вы знаете, я изо всех сил старалась держаться со всеми вежливо и приветливо.
Мне совершенно не хотелось есть, собственно, потому я и опоздала, но тут я почувствовала себя забытой и обиженной. Вот что значит не иметь характера!
Я решила пойти в горы. Кроме шумов на кухне, в доме отдыха не было слышно никаких признаков жизни. Может быть, господа отдыхали после вчерашних торжеств или у них были какие-то неизвестные мне занятия.
В организации моего побега из дома было только одно упущение: я не взяла с собой подходящей обуви. Но если пожертвовать на развитие туризма в Болгарии те туфли, в которых я была, на худой конец они тоже годились.