Аналогичное значение для западной политики и западных отношений Северо-Восточной Руси имело в ту же пору великое княжество Тверское. Его рост и расцвет, как и раннее падение, также обусловлены трудностями и выгодами окраинного положения на данной исторической территории.

Времени основания Твери не знаем. Первое упоминание о ней находим в рассказе о событиях 1209 г. Ее первоначальное значение – укрепленного пункта при слиянии Тверцы и Волги – наводило некоторых исследователей (Беляев, Борзаковский)[87] на мысль, что Тверь основана новгородцами в связи с положением на Тверце Торжка. Они указывали, что еще в [уставной] грамоте князя Всеволода Мстиславича церкви св. Иоанна на Опоках, в 30-х гг. XII в., упомянут среди купцов Новгородской области «тверской гость»[88]. Если бы признать это упоминание принадлежностью первоначальной редакции Всеволодова устава, то древность Твери значительно увеличилась бы. Но оно может быть и прибавкой того времени, когда торг между Новгородской и Тверской землями был по договорам «без рубежа». С XIII в. Тверь – пограничное укрепление Суздальской земли, опорный пункт действий суздальских князей против Торжка и новгородцев.

Особого князя Тверь получила в 1247 г., когда великий князь владимирский Святослав Всеволодович посадил племянников своих Ярославичей по городам, «якоже бе им отец урядил Ярослав»[89]. Тверь стала вотчиной Ярослава Ярославича и его потомков. После смуты в братьях Ярославичах, вызванной их разногласиями по вопросу об отношении к татарам, Ярослав с 1258 г. утвержден ханом и княжит на Твери под рукою великого князя Александра Ярославича, ходит в походы по его «посылке», а по его смерти получил ярлык на великое княжение Владимирское, занял с 1266 г. и стол новгородский, ведя до кончины своей в 1271 г. великокняжескую политику в духе Александра. Примирение с ханской властью дало ему возможность пользоваться татарской военной силой в защите Новгорода и Пскова от западных соседей, великокняжеское достоинство– объединять князей Северо-Восточной Руси и для этих походов, и для смирения Великого Новгорода. Все учащавшиеся столкновения с Литвой, торговые и политические связи с Новгородом, Псковом и Смоленском выдвигали Тверь как естественный центр этой западной политики великорусского северо-востока. Она совпадала с собственными интересами Тверской земли. Ярослав – глава северного улуса ханского и на стол новгородский садится по договору с Новгородом, но опираясь на низовские силы и в присутствии ханских послов.

Однако властное положение это не закрепилось за его потомством. Из двух его сыновей старший, Святослав, был местным тверским князем, с трудом лавируя между Василием Ярославичем и потомками Александра Невского в их борьбе за Владимирское великое княжение и Новгород. Умер Святослав в 80-х гг. XIII в. без потомства. Тверским князем стал второй Ярославич, Михаил. Задачи западной политики с неизбежностью толкают его на более широкую историческую сцену. Их разрешение требует объединения все более значительных сил, а бессилие владимирского центра выступает все очевиднее. Характерен, например, набег Литвы 1286 г. На отражение его поднялись не только тверичи с зубчанами и ржевичами, но и новоторжцы, и волочане, и москвичи с дмитровцами. Точно так же и дела новгородские, и защита западных окраин от шведов или немцев – дело всей Низовской земли. Вопрос о том, кто объединит руководство всеми этими отношениями и нужные для того силы, создал при Михаиле соперничество Твери с Москвой. На первых порах – пока великим князем владимирским был Андрей Александрович – младшие князья-вотчичи иногда объединяются против него, иногда служат ему друг против друга. Михаил тяготился великокняжеской гегемонией, еще в 1288 г. не хотел «поклонитися великому князю Дмитрию»[90]. Но по смерти Андрея (1304 г.) Михаил, поддержанный не только своими, но и боярами умершего великого князя со знаменитым Акинфом во главе, сам стал на великое княжение. Его деятельность как великого князя интересна в том отношении, что он первый стремится стать против развившегося распада Суздальщины, притом пытаясь построить ее единство на ломке вотчинной самостоятельности ее частей-княжений. Эти попытки Михаила, хоть и неудавшиеся, свидетельствуют о нарастающем сознании, [того] что для большой политической силы необходимо широкое территориальное основание.

Насколько почин такой политики принадлежал самому Михаилу, а насколько его сотрудникам-боярам, решить, конечно, трудно. Но вероятнее второе, т. к. агрессивные шаги против Москвы и волостей Новгородских начаты боярами без Михаила, пока он был в Орде, добывая ярлык; сквозь отрывочные и сбитые редакциями московских сводов известия выступает деятельная роль боярина Акинфа, погибшего при попытке отнять у московских князей Переяславль. Два нападения Михаила на Москву, 1305 и 1308 гг., были также отбиты, и в 1311 г. Михаил пытается захватить Нижний, в явном расчете на овладение обоими концами всей великорусской системы. На этот раз его замыслы были разбиты мечом духовным. Митрополит Петр недаром получил славу святого патрона города Москвы. Митрополит остановил поход своим неблагословением; Михаилу пришлось распустить рать и в трехнедельных переговорах с владыкой бить челом о разрешении от духовной кары. Эта своеобразная Каносса тверского князя разрушила его широкие планы. Теперь его положение заколебалось по всей линии. Во время поездки в Орду (к новому хану Узбеку) отложился Новгород, изгнавший наместников Михаила, чтобы призвать к себе Юрия Даниловича московского. И хотя Михаил получил ярлык на великое княжение Владимирское, стало быть, возможность подкрепить свои тверские войска силами «Низовския земли», и татарскую помощь, [а затем] смирил Новгород, захватил Юрьева брата Афанасия и наместника князя Федора Ржевского, – новгородцы продолжали борьбу поддержкой Юрия в Орде. По-видимому, этой поддержкой многое объясняется в успехах Москвы у хана, а наши обычные рассуждения о богатстве московских князей должны быть несколько исправлены указанием на крупную денежную помощь от богатого торгового города. Юрий, породнившись с ханом женитьбой на сестре его Кончаке и опираясь на поддержку влиятельного Кавгадыя, приобрел и ярлык на великое княжение, и татарское войско. Известно, как сгубила Михаила победа над врагом, плен и смерть Кончаки. Тверской князь казнен в Орде в ноябре 1318 г.

Михаил оставил четверых сыновей: Дмитрия, Александра, Константина и Василия. К сожалению, до нас не дошла его духовная, о которой в его житии есть прямое известие: прощаясь с сыновьями во Владимире перед последней поездкой в Орду, Михаил «отпусти их во свое отчьство, дав им ряд, написав грамоту, разделив им отчину свою»[91]. Вотчинами внуков Михаила были: Александровичей – Холм и Микулин; Константиновичей – Дорогобуж; Васильевичей – Кашин. Видимо, таков и был Михайлов «ряд». Но при сыновьях его этот раздел еще мало отразился на единстве великого княжества Тверского. Им только намечалось разложение тверской силы, но тяжкое внешнее давление растущей Москвы еще поддерживало на некоторое время его единство.

С великим княжением Владимирским руководство общерусскими отношениями перешло к Юрию московскому, ему принадлежит первая роль в отношении к Орде, в Новгороде, в его обороне от шведского соседа. Тверские князья чувствуют потребность в какой-либо новой опоре, и в 1320 г. состоялся брак Дмитрия Грозные Очи с Марьей Гедиминовной, наметивший дальнейшее тяготение Твери к Литве. Впрочем, при Гедимине дела еще исторически молодого Великого княжества Литовского не настолько сложились сами в себе, чтобы это свойство сразу повлияло на дела между Москвой и Тверью. Зато в том же году Константин Михайлович женился на московской княжне Софье Юрьевне. По-видимому, брак этот послужил поводом для Юрия добиваться признания за собой реального старейшинства от князей Тверской земли, особенно от кашинского князя. Через год тесть идет на зятин Кашин и заставляет тверских князей выдать себе 2 тысячи рублей «выхода» татарского, судя по размеру суммы, со всей земли тверской. Эта попытка Юрия взять в свои руки «знание Орды» [т. е. контакты с ханом. – Ред.] за тверское княжество встревожила Дмитрия, и он воспользовался тем, что Юрий с полученным серебром отправился в Новгород, избегая встречи с ханским послом и, вероятно, чтобы увеличить свой сбор «выходом» новгородским, а затем явиться в Орду с большой данью хану, помимо его послов. По крайней мере из Новгорода Юрий поехал в Орду, везя «серебро», но по дороге был ограблен Александром тверским, а Дмитрий тем временем уже явился в Орду с жалобой хану, что его (хана) «выход» отнят у Твери Юрием. Гнев хана лишь отчасти был рассеян Иваном Калитой, который также был в Орде. Юрию пришлось ехать к хану для ответа, а Дмитрий получил ярлык на великое княжение и снова поспешил в Орду поддерживать свои обвинения, но, не дождавшись суда ханского, убил Юрия и сам погиб (1325 г.) жертвой такого самоуправства, казненный по ханскому приказу.

Однако ярлык на великое княжение достался его брату Александру, а не князьям московским. Дмитрий Михайлович умер бездетным, и его место занял брат Александр как великий князь владимирский и тверской, и новгородский. Заплатив за ярлык тяжелой данью, Александр через два года потерпел полное крушение, когда в 1327 г. тверичи избили татар, прибывших с Шевкалом, убили и его самого, двоюродного брата ханского. Это событие целиком использовал Калита, поспешив в Орду (конюхи татарские бежали в Москву от погрома). Характерны московские редакции рассказов о Шевкаловой гибели. Тут, с одной стороны, дело изображается так, будто Александр руководил избиением татар, а с другой – будто Иван Данилович поехал в Орду не сам, а только по зову хана[92]. Вернулся он с большим татарским войском для наказания Твери. Дело это было поручено ему вместе с князем Александром Васильевичем суздальским. Между ними, по свидетельству источника, вошедшего в состав списков Новгородской I летописи («А се князи русьстии»), хан разделил великое княжение, притом так, что Ивану Калите назначил Новгород и Кострому, «половина княжениа», а Александру суздальскому дал город Владимир и Поволжье[93]. Летописные своды к этому 1327/28 г. относят посажение Ивана Калиты на великом княжении, но помянутый источник к 1332 г., году смерти Александра суздальского, относит пожалование Ивана великим княжением «надо всею Русьскою землею, якоже и праотец его великий Всеволод Дмитрий Юрьевичь»[94], т. е. восстановление единства великого княжения Владимирского и связанного с ним старейшинства. Передача Владимира суздальскому князю не может быть понята на основании этих известий как пожалование его великим княжением. Скорее, это любопытный по своей исключительности пример отделения «старейшинства от места» или места от старейшинства, раздробленного, а фактически оставшегося в руках Калиты. Александр Михайлович ушел в Псков, его братья с матерью бежали в Ладогу. Тверское княжество подверглось страшному разорению, не меньшему, чем Батыев погром.

По уходе татар вернулся на Тверь Константин Михайлович и «начаша помалу збирати люди и утешати от великиа печали и скорби»[95]. Брат Александр потом называл его «наставником и собирателем отчины, о нем же утвръдишася людие по рати сей». Видимо, с трудом удалось Константину уладить отношения, примирив с собой хана, к которому он ездил в 1328 г. вместе с Калитой (вероятно, получившим в эту поездку великокняжеское старейшинство), и успокоить анархию в Твери; но по его возвращении «бояре и слугы в Твери и люди, избывше от безбожных татар, утвердишася о нем», и стал он «княжити тогды тихо и мирно»[96].

Эти годы – критические в истории великого княжества Тверского, и историк его Борзаковский справедливо отмечает, что с этой поры «Тверь должна была поневоле ограничиваться интересами более узкими, только своими собственными»[97]. Большая политика окончательно перешла в московские руки, хотя традиции прежнего значения долго еще волновали тверскую правящую и книжную среду, находя свое отражение и в действиях князей, и в местной тверской письменности XIV и XV вв. «Наста насилование много, сиречь княжение великое Московское досталося князю великому Ивану Даниловичю», по выражению Жития св. Сергия Радонежского[98]. Константин Михайлович покорно служит хану и Калите в преследовании брата Александра, но в 1337 г. Александр сумел получить и прощение ханское, и стол тверской, беспрепятственно уступленный ему братом. Но есть известие, что с его возвращением связан отъезд многих бояр с Твери на Москву. Боярские силы, потянувшиеся было к Твери в дни Михаила Ярославича, теперь ищут более сильного центра в Москве. Александр, однако, сделал попытку вернуться на прежние пути, не «доканчивал» с Калитой, тягался с ним в Орде и погиб жертвой ханского гнева и московской интриги, убитый в Орде в октябре 1339 г. вместе с сыном Федором [99].

С его кончиной вошли в силу новые условия тверской исторической жизни: нарастают признаки внутреннего распада и вотчинного измельчания. Основные мотивы всей дальнейшей внутренней истории великого княжества Тверского – вражда кашинской и холмской линий, все большее обособление Кашина с подчинением его московскому влиянию, и измельчание остального княжья до уровня княжат служебных. Начало раздоров возникло, по-видимому, на почве вопроса о внутренней самостоятельности удельных княжений и, стало быть, о степени непосредственной власти великого князя над всей территорией великого княжества. По крайней мере, первое столкновение произошло при Константине Михайловиче между ним и его племянником Всеволодом Александровичем холмским (и его матерью, вдовствующей княгиней Настасьей) из-за непосильного сбора «серебра», очевидно, «выходного», на дань татарскую. «И нача – великий князь – имати бояре их и слуги в серебре за волости, чрез людцкую силу», – так говорит об этом летописное известие, разумея, по-видимому, какой-то вид правежа с бояр-наместников и слуг-волостелей по недоборам серебра «с волостей».[100] Это произошло в последний год жизни Константина – 1345 г.; нелюбье между князьями привело к бегству Всеволода холмского в Москву к Семену Ивановичу, а затем дядя и племянник поехали судиться к хану, но Константин тут, в Орде, нежданно скончался.

Его сыновей Семена и Еремея видим потом незначительными князьями дорогобужскими, а великое княжение Тверское по вестям о смерти брата занял Василий Михайлович кашинский. Собравшись за ярлыком в Орду к Джанибеку, он начал с того, что «ис Кашина присла данщиков своих во удел князя Всеволода Александровичя в Холм, и взяша дань на людех в Холму»[101]. Но Всеволод, бывший в Орде, сумел получить себе ярлык на великое княжение и, едучи домой с ханским послом, встретил дядю и ограбил его. «И сътворися межи ими нелюбие, а людем Тверским тягость, и мнози люди Тверскиа того ради нестроения разыдошася»[102]. Но на этот раз «брань велия» кончилась без кровопролития. Владыке тверскому Федору удалось ввести князей «в мир и в любовь». Всеволод сступился великого княжения дяде Василию, и укрепились они меж собой крестным целованием «во единомыслии, и в совете, и в единьстве жити»[103]. Но это одиначество незамедлило снова разбиться о тот же вопрос самостоятельности удела и власти великокняжеской. Укрепив за собой великое княжение ярлыком хана Ахмата, Василий Михайлович «нача братанича своего князя Всеволода Александровичя обидети чрез докончание и бояр его и слуг его тягостию данною оскорбляти»[104]. Их «докончания» мы не знаем, но, если верить приведенному тексту, Всеволод выговорил себе либо независимость в сборе дани, либо какие-то льготы по нему. И снова поднялось «неимоверство и нелюбие» между князьями. Внутренняя смута сплелась с внешними отношениями. Всеволод холмский выдал сестру Ульяну Александровну (с разрешения Семена московского, женатого на другой его сестре, Марье) за великого князя литовского Ольгерда, а Василий Михайлович женил сына на московской княжне Василисе Семеновне. Кашинский князь тянет к Москве, и наместники Семена не пустили в 1356 г. Всеволода в Орду, а затем московские войска помогли Василию вернуть Ржев от Литвы. Тщетно пробрался Всеволод холмский к хану через Литву, как тщетно перед тем взывал о заступничестве к митрополиту Алексею («о своих обидах, что ся ему учинено через докончание»). Влияние Москвы, ее великого князя и митрополита было против него, и хан «без суда» выдал его Василию. И этот, как князь великий, взял силу над Холмским уделом: «и бысть князю Всеволоду Александровичю от дяди его, князя Василиа Михаиловича томление велие, такоже и бояром его и слугам и продажа и грабление велие на них; такоже и чръным людем даннаа продажа велиа»[105].

Но прочно укрепить великокняжескую власть Василию не привелось. Кончина в 1359 г. Ивана Ивановича московского и смуты по его смерти, захват великого княжения Владимирского Дмитрием суздальским подняли вес Всеволода холмского. Этот князь еще за год до того ушел в Литву к Ольгерду, Литва сильнее стала наступать к востоку. Андрей Ольгердович занял Ржеву, а с суздальскими князьями и холмская семья, и великий князь литовский были в близком свойстве. Брат Всеволода Михаил был женат на сестре Дмитрия Константиновича Евдокии, а брат Дмитрия Борис был зятем Ольгерда. Василию Михайловичу пришлось стать уступчивее, вернуть холмским Александровичам отнятую у них вотчинную их треть Твери и восстановить нарушенные вотчинные владения их. О борьбе с Всеволодом более нет известий. Но против Василия вырастает иной, еще более опасный противник, младший брат Всеволода, Михаил Александрович, князь микулинский. Уже в 1362 г. Василий ходил, по неведомому поводу, на него, и «паки смиришася». Но после 1364 г., когда умер Всеволод, Михаил стал большой силой в Тверском княжестве. Его биография-панегирик, сохранившаяся в Тверской летописи, с увлечением рисует его популярность; на него-де все смотрели как на князя, которому суждено «свободити люди своа от великыя нужа иноплеменник»; к нему сходились лучшие вольные слуги: «вси сынове тверстии прилагахуся к нему и храбри служаху ему». Княгиня Васильева с тревогой глядела на все это, понимая, что если Михаил захочет княжить в Твери, то ее детям предстоит изгнание. Сквозь житийную риторику проглядывает, по-видимому, тенденция кашинской линии к закреплению великокняжеского стола тверского за собой в порядке нисходящего преемства, а с другой стороны, ее непопулярность в Твери, тянувшей скорее к князьям Александровичам, холмско-микулинским, как защитникам независимости от московско-татарского давления[106].

Последнее не замедлило сказаться и на деле в быстром усилении Михаила Александровича. Началось с того, что умерший в том же 1364 г. бездетный дорогобужский князь Семен Константинович «отчины своеа удел и княгиню свою приказа князю Михаилу Александровичу», помимо старшего родного брата Еремея. Это вызвало размирье Михаила с великим князем Василием и князем Еремеем. Дело пошло на суд митрополита, разбирал его по митрополичью благословению тверской владыка Василий и «оправил» Михаила. Вслед за тем Михаил согнал дядю с Твери в Кашин, но тем временем кончилась усобица московская, Дмитрий Константинович суздальский смирился перед Дмитрием Донским, и тверские союзники Москвы получили новую и сильную опору. «Князь велики Дмитрей Ивановичь заложи град Москву камен <…> и всех князей русских привожаше под свою волю, а которыа не повиновахуся воле его, а на тех нача посегати, такоже и на князя Михаила Александровича Тверьскаго, и князь Михайло Александровичь того ради поиде в Литву»[107]. Василий Кашинский и князь Еремей воспользовались этим, чтобы вызвать пересмотр дела об уделе князя Семена Константиновича, позвали владыку Василия на митрополичий суд в Москву, [потому] «что их судил о уделе княже Семенове не по правде» («на Москве про тот суд владыце Василию сътворися протор велик, а во Твери житейским людем нужно бысть про удел княже Семенов»). А сами князья со всей силой кашинской и с московской ратью пошли на Тверь, но города не взяли, а извоевали волости и села, и людям многим сотворили «досады безчестием и муками, и разграблением имениа, и продажею без помилованиа»[108]. Но к осени подоспел Михаил Александрович с литовской помощью, когда москвичи ушли, и напал на Кашин. Пришлось мириться. И Михаил взя «мир и любовь» с дядей Василием, его сыном Михаилом, с князем Еремеем и с великим князем московским Дмитрием Ивановичем. Князь Еремей вскоре сложил целование и ушел в Москву. Михаила, по зову митрополита, потребовали в Москву, тут было схватили и отпустили только из опасения татарского вмешательства, ибо прибывшие в Москву ханские послы «о том усомнешася».

Наступление Москвы на самостоятельность великого княжества Тверского все усиливается, действуя разлагающе на его внутреннее единство. Московский князь отнял у Михаила «Градок» – из удела князя Семена и посадил там князя Еремея Константиновича со своим наместником. В дальнейшем Михаил держится только помощью Ольгерда. Три раза ходил Ольгерд с тверичами на Москву, а Дмитрий расплачивался набегами на тверские волости. Ездил тверской князь и в Орду, к Мамаю, приобретал ярлык на великое княжение Владимирское. Дмитрий защищался дарами, перекупая на свою сторону ханских послов, нападал, поднимал на Тверь новгородцев, поддерживал против Твери кашинского князя (с 1368 г. это сын Василия Михаил, с 1373 г. его внук Василий).

Напряженная борьба эта в 70-х гг. XIV в. приняла особый характер, невыгодный для Твери ввиду поднятого Москвой национального знамени. Михаил, славимый своим биографом как грядущий освободитель своих людей от иноплеменников, оказался наводителем на Русь Литвы, союзником татар. Соединение по зову Дмитрия великорусских сил против Твери освещалось в Москве новой тенденцией. И большой поход 1375 г. кончился знаменательным договором, вовсе отделившим от Твери Кашинское княжество: «А в Кашин ти ся не въступати, и что потягло х Кашину, ведает то вотчичь, князь Василей; ни выходом не надобе тобе ко Тфери Кашину тянути». Кашинский князь вступал под московское покровительство: «а его ти не обидети… мне его от тобе боронити»[109]. Но вскоре (1382 г.) по смерти Василия Михайловича кашинского (второго князя этого имени), не оставившего потомства, Кашин вернулся во власть Михаила тверского, и тот сажал там сыновей (Александра, потом Бориса – оба умерли раньше отца), а умирая в 1399 г., оставил его, по духовной, сыну Василию, а внуку Ивану Борисовичу выделил из Кашинского удела Кснятин.