Не сумев справиться с заклинившими дисками «льюисов», первыми отошли пулемётчики. Стало ясно, что отряд либо сметут с насыпи свинцовые струи красных пулемётов, либо раздавит бронепоезд. Поспешное отступление партизан больше напоминало бегство. Троих убитых или раненых оставили на насыпи, не зная о том до возвращения на хутор, ещё двоих с трудом сумели вынести из-под огня. Легкораненые, как могли, выходили сами. Возле железнодорожной будки, где всё ещё бешено голосила собака, их встретили сёстры милосердия и перевязали.
Едва переведя дух, отряд торопливо двинулся дальше. У будки задержался подпоручик Гернберг. Он тревожно всматривался и вслушивался в ночь, ожидая преследования, но кругом стояла тишина, нарушаемая лишь лаем собаки. «Большевики, переоценивая наши силы, – вспоминал он впоследствии, – на преследование, которое было бы для нас роковым, не решились. Двух раненых понесли на руках, и не более, как через час, отряд был снова на хуторке»[47]. Удача вновь благосклонно улыбнулась бойцам сотника Грекова.
Наутро в Ростов полетела бодрая реляция о смелой вылазке, и генерал Корнилов не замедлил передать сотнику Грекову благодарность.
Надо признать, что в целом дерзкий налёт крохотного отряда «белого дьявола» на двадцатитысячную «Социалистическую армию» Р. Ф. Сиверса удался. По данным С. Н. Гернберга, во время вылазки партизаны потеряли 8 человек убитыми и ранеными, красные же недосчитались не менее 200 бойцов, заколотых в домах и сражённых в ночной перестрелке.
Однако командование белых не придало ночному переполоху в Хопрах большого значения, а С. Н. Гернберг прямо высказался, что «пользы фронту и Ростову наша вылазка не принесла, конечно, никакой…»[48]. Между прочим, А. И. Деникин совсем не лестно отзывался о сотнике Грекове, даже не упоминая о его боевых заслугах: «Около штаба кружились авантюристы, предлагавшие формировать партизанские отряды. Генерал Корнилов слишком доверчиво относился к подобным людям и зачастую, получив деньги и оружие, они или исчезали, или отвлекали из рядов армии в тыл элементы послабее нравственно, или составляли шайки мародеров. Особенную известность получил отряд сотника Грекова – “Белого дьявола” – как он сам себя именовал, который в течение двух, трёх недель разбойничал в окрестностях Ростова, пока, наконец, отряд не расформировали. Сам Греков где-то скрывался и только осенью 1918 года был обнаружен в Херсоне или Николаеве, где вновь по поручению городского самоуправления собрал отряд, прикрываясь добровольческим именем. Позднее был пойман в Крыму и послан на Дон в руки правосудия»[49].
В. Е. Павлов, напротив, дал высокую оценку действиям партизан сотника Грекова: «В первую же ночь отряд произвёл налёт на станцию, нанёс красным большие потери, а главное, расстроил их подготовку к наступлению наутро»[50].
Судя по воспоминаниям противоположной стороны конфликта, шума партизаны действительно наделали много. Случай этот даже описан в четырёхтомнике «Записки о Гражданской войне» В. А. Антонова-Овсеенко. 6 (19)[9]февраля он приехал на дрезине в штаб Р. Ф. Сиверса на станцию Чалтырь, чтобы лично проконтролировать подготовку к решающему наступлению на Ростов. По дороге он встретил несколько групп деморализованных красноармейцев, на все вопросы отвечавших, что их часть разбита и они отступают. Разбиты они были минувшей ночью ничтожным по численности отрядом сотника Грекова. От командующего «Социалистической армии» В. А. Антонов-Овсеенко узнал о ночном инциденте следующее: «Как всегда, педантично аккуратен в сообщениях. Рассказывает об удачном бое за Хопры и Чалтырь. Рассказывает и трагикомический инцидент этой ночи. Второй Петроградский занимал х. Недвиговский, выдвинув сторожевое охранение на его околице. Ночью несколько десятков партизан из отряда “Белый дьявол” сотника Грекова, с трещотками и Льюисами, открыв адский шум, напали на нашу сторожовку. Услышав “пулемётную стрельбу” на околице, отряд пришёл в страшное смятение и бросился из села, во главе с комиссаром, который почти в одном белье примчался на орудийном передке в штаб Сиверса с донесением о нападении “превосходных сил противника”. С трудом удалось успокоить отряд и вернуть большую часть его в село. И то лишь благодаря тому, что сторожевое охранение, не растерявшись, отбило партизан Грекова»[51].
Отнюдь не стараясь преувеличивать значение ночного налёта сотника Грекова, поставившего под сомнение боеспособность некоторых частей «Социалистической армии», вспомним в общих чертах, с какими трудностями столкнулось в те февральские дни красное командование на Ростовском фронте.
После тяжёлых, кровопролитных боёв, с малочисленными, но сплочёнными и стойкими отрядами полковника Ширяева, капитана 2-го ранга Потёмкина и юнкерами, 2 (15) февраля пятитысячная «армия» А. И. Автономова овладела Батайском и остановилась. Понеся большие потери, её бойцы замитинговали. Вероятно, именно поэтому в ночь на 2 (15) февраля они позволили находившимся в полном окружении остаткам добровольческих отрядов беспрепятственно уйти из Батайска и даже не организовали преследование. Более того, В. А. Антонов-Овсеенко не мог добиться от А. И. Автономова, чтобы тот занял своими частями станицу Ольгинскую и отрезал Добровольческой армии путь отхода на Кубань.
Таким образом, не исключено, что смелые действия партизан сотника Грекова в совокупности с другими факторами заставили Р. Ф. Сиверса на день или два отодвинуть срок генерального наступления на Ростов.
Однако ночной бой преподал и партизанам суровый урок. Все они осознали, что в случае ранения могут оказаться в руках красных, на милосердие которых рассчитывать не приходилось. Кроме того, история с заклинившими дисками «льюисов» красноречиво говорила о слабой подготовке пулемётчиков.
6 (19) февраля, ночь и следующий день на фронте стояла тишина, из Ростова вестей тоже не поступало. Противники ограничились наблюдением и охраной своих флангов, не проявляя серьёзной активности. Командование Добровольческой армии готовилось к активной обороне, стремясь выиграть время для подготовки к походу. Но перед самым наступлением частей Р. Ф. Сиверса в стане белых произошло событие, серьёзно повлиявшее на боеспособность отряда генерала Черепова.
«Приблизительно числа 6-го февраля ко мне в Хопры[10]приехал Командующий Армией генерал Деникин. Ознакомившись на месте с обстановкой, он сказал мне: “Продержитесь ещё день-два. Я соберу всё, что можно, в Ростове, сниму все караулы и ударю по их левому флангу”. К сожалению, этому плану не суждено было исполниться…»[52] А на другой день, 7 (20) февраля, 300 казаков станицы Гниловской, державшие правый фланг белого фронта, на глазах у противника бросили свою позицию и разошлись по домам со словами:
– Мы будем только свои хаты защищать!
Генерал Черепов бросился их уговаривать, но всё было тщетно – казаки стояли на своём. Бесполезными оказались и уговоры их станичного священника. Он с крестом в руках попытался остановить уходивших с позиций казаков. «Они разошлись по домам и обнажили наш правый фланг, закрыть который у нас не было уже сил, – подвёл итог случившемуся генерал Черепов. – Я немедленно донёс генералу Деникину о создавшемся положении и получил приказ: сдерживая наседающего противника, отходить на “Лазаретный городок” – участь Ростова была решена»[53].
Другим негативным для белых событием стал скандал, разразившийся вокруг георгиевского кавалера полковника Симановского, подорвавший его репутацию в глазах всего штаба Добровольческой армии. До этого скандала генерал Корнилов очень тепло относился к командиру офицерского партизанского отряда, прилюдно называя его «особенным», за что того невзлюбили штабные генералы.
Однако прежде чем описать случай, ставший причиной скандала, следует в общих чертах осветить обстоятельства, породившие его. Накануне инцидента офицерский отряд полковника Симановского много дней находился на передовой, по большей части в поле. Стояли сильные морозы, не хватало продовольствия. Несмотря на многочисленные уверения штаба армии, что имущество отправлено на фронт, тёплая одежда и продукты питания в необходимом количестве в отряд не поступали. В результате постоянно росли небоевые потери в виде больных и обмороженных. Измотанные боями и морозами, полуголодные фронтовики обвиняли штаб в нераспорядительности и лжи. Наступала апатия. Падала боеспособность частей.
Один из офицеров отряда, Р. Б. Гуль, впоследствии вспоминал о фронтовых тяготах, голоде и морозах: «…некоторых оттирают, других еле-еле ведут под руки.
– Господа, капитан в поле остался, – кричит кто-то.
…Поверка людей – трёх недостаёт. В поле едет подвода и два офицера: искать. Из ста двух человек 60 обморозились. Тяжело обмороженных отправляют на Хопры и в Ростов.