Полковник С.[11] доносит, требует тёплых вещей. “Выслано, выслано”, – отвечают из штаба, и мы ничего не получаем по-прежнему. Весь отряд обвязан бинтами, платками, тряпками…»[54]
Вскоре прапорщик Гуль по поручению полковника Симановского приехал в Ростов и отправился с докладом к генералу Корнилову. «С обвязанным обмороженным лицом, в холодных сапогах, в холодной шинели я пришёл в штаб армии… – писал Р. Б. Гуль. – “Ну, как у вас дела?” – любезно спрашивает адъютант. Я рассказываю: “…Не ели почти три дня… Обмёрзли все… Под Хопрами пришлось туго… Корниловцы на станции раненых своих бросили…” Он смотрит мимо меня: “Да, да… ужасно, но, знаете, у нас тоже здесь каторга…” – в чём-то оправдывается адъютант. В кабинете смолкли голоса, в комнату вошёл Корнилов. Я передаю записку полковника С. и докладываю. “Столько обмороженных! Не получили консервов?! До сих пор нет тёплого! – кричит Корнилов, хватаясь за голову. – Идёмте сейчас же за мной”. …Мы входим в кабинет начальника снабжения – генерала Эльснера.
– Генерал, выслушайте, что вам доложит офицер отряда полковника С., – грубо говорит Корнилов, поворачивается и уходит.
Я докладываю. Эльснер нетерпеливо морщится: “Это не верно, всё было выслано…” –
В то же время один из самых авторитетных летописцев Белого движения А. И. Деникин в книге «Борьба генерала Корнилова», не стесняясь в эпитетах, безапелляционным тоном заклеймил полковника Симановского: «…бестолковый и недалёкий, игравший на аракчеевском “без лести предан” и льстивший до приторности командующему, графоман и кляузник, – негодовал А. И. Деникин, – в течение трех недель безнадёжно путал в деле командования отрядом, пока случай не избавил нас от него: после одного тяжёлого боя он уехал в Ростов и оттуда послал своему заместителю на позицию распоряжение присылать ежедневно по 15–20 человек под видом обмороженных; таким образом соберётся весь отряд и отдохнёт… А в эти дни поредевший фронт еле держался. Письмо попало в руки генерала Корнилова и решило участь писавшего: он был уволен в резерв. Корнилов привязывался к людям, верил им и страдал, когда обнаруживалась ошибка»[56].
И хотя Антон Иванович не называет фамилии провинившегося полковника, из воспоминаний генерала Черепова становится ясно, на кого он обрушил свой беспощадный гнев. «Однажды полковник Симановский уехал по делам в Ростов, – писал об этом инциденте А. Н. Черепов. – Через некоторое время его заместитель, полковник Мухин[57], пришёл ко мне и дал прочесть письмо полковника Симановского, в котором тот писал, чтобы полковник Мухин, под разными благовидными предлогами, снимал с позиции людей своего отряда и отправлял их в Ростов в его, Симановского, распоряжение. Я, конечно, строжайше запретил полковнику Мухину исполнять распоряжение Симановского. Зная большое расположение генерала Корнилова к Симановскому, я лично поехал в Ростов и, после доклада о положении дел на позиции, вручил упомянутое письмо генералу Корнилову. Прочтя его, генерал стукнул кулаком по столу и воскликнул: “Кому же тогда верить можно?”»[58].
Да, полковник Симановский покривил душой, отчаявшись получить необходимое для голодных и замёрзших офицеров. О, как тонка бывает грань между обманом, достойным порицания и ложью во благо… Поэтому, справедливости ради, хотелось бы более пристально, чем А. И. Деникин и А. Н. Черепов, взглянуть на описанный в их воспоминаниях инцидент. Ведь произошёл он накануне штурма Ростова и мог повлиять на моральное состояние и боеспособность фронтовых частей, измотанных боями и морозами.
Вероятно, во многом причиной злополучного письма полковника Симановского послужило бессилие интенданта армии генерала Эльснера обеспечить фронт продуктами питания и тёплой одеждой, а также череда бюрократических штабных отписок, в ответ на многочисленные рапорта строевого начальника о нуждах его подчинённых, о количестве небоевых потерь. Вспомним, что Р. Б. Гуль свидетельствовал: «из ста двух человек 60 обмороженных, и в ответ на очередную просьбу прислать продовольствие и тёплую одежду
В этой истории вопросов больше, чем ответов. Если генерал Эльснер отправлял необходимое фронту имущество, то почему фронт не получал его или получал не всё, что отправлялось? Конечно, в условиях боевых действий интендантские подводы могли погибнуть в пути, например от артиллерийского огня неприятеля, или могли быть разграблены бандитами. Но об этом не упоминают А. И. Деникин, А. Н. Черепов, Р. Б. Гуль, С. М. Пауль, С.Н Гернберг и другие авторы мемуаров. Получается какое-то «зазеркалье»…
Правда, некоторая критика личных качеств генерала Эльснера допускалась А. И. Деникиным, но лишь в оправдательном ключе: «Действительно суровое время требовало и других людей, – справедливо отмечал он, а затем многократно оправдывал начальника снабжения Добровольческой армии. – Эльснер был выдающимся начальником снабжения Юго-Западного фронта, а здесь нужен был просто хороший, крепкий интендант, умеющий найти и купить. Эльснер был добросовестен, медлителен и трудолюбив, несколько придавлен бердичевским и быховским сидением, состарившим его, и слишком добр, тогда как требовалась исключительная энергия, порыв и безжалостность. Наконец, Эльснер был честен, тогда как подлое время требовало, очевидно, и подлых приёмов»[60]. Таким образом, соблюдая корпоративную этику по отношению к генералу Эльснеру, А. И. Деникин не стеснялся в выражениях, называя полковника Симановского «бестолковым», «недалёким», «льстившим до приторности командующему», «графоманом» и «кляузником», вероятно намекая на то, что уличённый во лжи однажды, он мог систематически обманывать штаб армии, присылая многочисленные доклады о плохом снабжении его отряда.
Однако объявлением строевого командира и боевого офицера самым виноватым, по сути, за вынужденный проступок, проблема снабжения фронта не решалась. Вместо того чтобы рубить сплеча, не следовало ли сначала разобраться в истинных причинах происходившего и, как минимум, вместо генерала Эльснера подобрать более подходящую кандидатуру на высшую интендантскую должность армии? Будучи, по мнению А. И. Деникина, «выдающимся начальником снабжения Юго-Западного фронта» в период Великой войны, в новых условиях гражданского конфликта генерал Эльснер оказался не способным стать «просто хорошим, крепким интендантом, умеющим найти и купить» и вовремя доставить на фронт необходимое имущество.
Позже вступился за генерала Эльснера и генерал Алексеев, говоря, что «начинали мы работу с грошами, а главное совершенно не имели времени и возможности готовиться к походу…», признав при этом, что «нет энергичного интенданта – толкового и дельного, нет других сотрудников, могущих честно и продуктивно работать в области хозяйства».
Что могли думать о положении дел на фронте и о подобных инцидентах рядовые добровольцы?
Вспомним, что офицер составлял основной кадр Добровольческой армии, являлся её опорой и стержнем. Во имя общего дела офицер, как правило, не считал зазорным для себя находиться в строю на положении рядового. Вряд ли он помышлял о скорой победе. Она, если и представлялась ему, то в очень отдалённом будущем, когда поднимется Дон и восстанет Кубань. Записываясь в Добровольческую армию, он был морально готов к тяготам и лишениям походной жизни и не роптал, столкнувшись с бытовыми трудностями, соблюдал привычную для него воинскую дисциплину. При этом офицер-доброволец хотел знать, что в штабе армии помнят о нём, что для генералов его часть – не просто флажок на карте с пометкой о количестве штыков и сабель.
Офицеры отряда полковника Симановского видели, что из-за доверительного отношения к их командиру генерала Корнилова штабное начальство общалось с ним подчёркнуто холодно и придирчиво и, вероятно, не упустило бы случая развенчать его авторитет в глазах командующего. И вот случай такой представился… Фронтовые офицеры болезненно переживали несправедливое, по их мнению, отношение генералов к их командиру. Они усматривали в нём давнюю нелюбовь между чинами штаба и строевыми начальниками. Как «родимое пятно», перекочевало оно из Императорской армии в Добровольческую.
В итоге инцидента штабные генералы убрали из окружения генерала Корнилова неудобного для них полковника Симановского[12]и частично признали недостатки интендантской службы. А в это время на фронте, не имея тёплой одежды и продовольствия, мёрзли полуголодные добровольцы, обильно пополняя ростовские госпиталя больными и обмороженными. В истории со злополучным письмом полковника Симановского как в зеркале отразился клубок противоречий, существовавший внутри добровольчества и ставший в дальнейшем одной из причин его военных поражений.
Подобные истории подрывали веру рядовых добровольцев в штабных начальников, раздували вражду между строем и штабами, разъедали добровольчество изнутри, разрушали его в зародыше, ещё на заре его существования.
Вернёмся к описанию событий на фронте частей генерала Черепова накануне падения белого Ростова. 7 (20) февраля погода выдалась хорошая. Снег искрился на солнце и местами начинал подтаивать. Настроение у партизан снова поднялось, а сотник Греков даже задумался о новой авантюре. Бойцы отряда тоже были не прочь повторить вылазку, не подозревая, что участь белого фронта в это время была уже решена.
Около 16 часов тишину нарушил первый пушечный выстрел и над головами добровольцев засвистели вражеские гранаты. Они падали в степь недалеко за хутором, вздымая целые фонтаны земли и снега. Обстрел продолжался несколько часов и резко прекратился. Не причинив никому вреда, сотни снарядов перепахали голое поле.
8 (21) февраля прошло в тишине. В конце дня партизаны получили приказ – вечером 9 (22) февраля выдвинуться на фронт в помощь вмёрзшему в снега Корниловскому полку. Однако в 6 часов утра на тылы фронта обрушился ураганный артиллерийский огонь красных батарей.