— Света, — ответил он и зачем-то повторил: — Светлана.

— Она про меня знает?

— Нет, я не говорил. Зачем?

— Трус, — пошевелив непослушными губами, она едва расслышала собственный голос. — Ненавижу тебя, слышишь.

— Пойми, я ведь все-таки православный.

— Ты? Православный! — не выдержав, Марина словно чужой рукой влепила ему пощечину, даже не ощутив удара. — Игрушку себе нашел, да?

— Марина…

— Не прикасайся ко мне! — подхватив рюкзак, она выскочила под нещадно хлещущий дождь и, хлопнув дверью, бросилась прочь от машины.

— Ты чего вся мокрая? — поинтересовалась из кухни Елена Степановна, когда Марина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. — Костик не подвез?

— Не подвез, — отрешенно согласилась Марина.

— Переодевайся, стол уже накрыт.

За ужином Марина механическими движениями зачерпывала бульон, тщетно стараясь, чтобы дрожащая в руке ложка не стучала по краю тарелки.

— Прими таблетку, — Елена Степановна заметила состояние дочери. — Еще простыть не хватало.

— Больше не могу, — не выдержала Марина и встала из-за стола. Кусок в горло не лез. Поднимаясь в комнату, она пару раз споткнулась на лестнице — соленая пелена, застилающая глаза, мешала видеть ступеньки. Когда девушка закрыла за собой дверь, по лицу уже вовсю бежали слезы. Марина сползла на ковер, зажимая ладонью рот, стараясь не пустить рвущийся наружу отчаянный крик.

— Ну, тихо-тихо, — вошедшая следом Елена Степановна присела рядом с дочкой и прижала ее к себе. — Что за слезы? Ты весь вечер сама не своя.

— Ребенок… ребенок у него будет! От другой! — захлебывалась словами рыдающая Марина. — От жены его! Бросить хотел, а она забеременела… Ненавижу! Ненавижу его!

— Успокойся, ну, — баюкала дочку Елена Степановна. — Узнала-то когда?

— Сегодня, — всхлипывала Марина, — не может ее с ребенком бросить. А я же два года…

— А сколько бы еще жила, если б не забеременела? Так бы и метался между вами, — от резонного замечания матери Марина жалобно завыла, прижимаясь к ее груди.

— Меня-то что, на помойку? Поиграли и хватит? Жить-то с этим как…