— А ты моя подруга, — она достала из сумки мобильник. — Сейчас попрошу подменить, и делов!

— Спасибо, — поблагодарила Марина, тормозя на перекрестке попутку. Спешить домой не хотелось, все еще было неловко за вчерашний срыв перед родителями.

— Давай за шмотками пробежимся, я тут одно прикольное местечко нашла, — листая «Космополитен», Люба стремилась всячески растормошить ее, пока они перекусывали в японском кафе на последнем этаже наводненного покупателями сити-молла. — Отвлечемся.

— Давай, — согласилась Марина. Макая в васаби «каппа-маки» [12], она ощутила, как во рту вместе с приправой мстительно загорчила бессильная злость.

Осушив по бокалу вина, они без энтузиазма проштудировали несколько бутиков с баснословным дизайнерским ширпотребом и, чтобы хоть как-то развеять тоску от надоевших одинаковых тряпок, уже на выходе из супермаркета заглянули в спортивный салон.

— Уау, — бегло изучая длинный ряд пестрой пляжной одежды, хмыкнула Марина, вынимая из вереницы аксессуаров вешалку с серебристым бикини. — Как тебе?

— Не маловат? — оглядев узкие треугольники, Люба скептически выгнула бровь.

— Хочу загорать, — пожала плечами девушка, устав слоняться по магазину, так ничего и не купив. — А у меня ничего нет. Смотри прикольный какой.

— Он же на девочку.

— Плохую и красивую, — прибавила Марина, сверяя размер на бирочке трусиков. — В самый раз.

У нее была масса достоинств, и красивое юное тело являлось одним из них, от чего возлюбленный так легко отказался. И почему она должна после этого его скрывать, интересно? Помедлив у кассы, Марина подумала, что скажет мама. Ну и что? Она уже взрослая девочка. Побалуем себя. А может, ей просто захотелось что-то сделать назло ему? Хотя теперь-то какая разница. Теперь уже всем и на все плевать. Сунув пакетик с обновкой в рюкзак, Марина шагала по улице рядом с Любой, вполуха слушая ее беспечную болтовню и рассеянно считая раскаленные булыжники набережной.

— Ну-ка, идем, — неожиданно Люба подхватила подругу под руку и уверенно повлекла ее за собой.

— Ты куда?

— Смех — лучшее лекарство! — они подошли к украшенному афишами цирку на Фонтанке.

— Поглядим, чем здесь могут порадовать современную молодежь. Я тыщу лет не была! О, скоро начинается!

Марина хотела возразить, но Люба уже толкнула стеклянную дверь. В цирке Марина была всего один раз, в пять или шесть лет. И сейчас, сидя в окружении весело гомонящей детворы, во все глаза следящей за бегающими по кругу животными и вдыхая теплый, ни с чем не сравнимый запах цирка, она вспомнила себя маленькой девочкой. Жизнерадостной и беззаботной. Представление было красочным, но больше всего ее заинтересовал робот-конферансье, вразвалочку выходивший на арену, чтобы торжественно провозгласить следующий номер. Где-то на середине программы Марина заметила, что с механическим коротышкой что-то не так. Он часто путался и проглатывал некоторые буквы.

— Дамы и господа! — в очередной раз проковыляв в яркий круг света, робот театральным жестом снял с отполированной лысины цилиндр с вытянутой тульей. — А также многоуважаемые… жаемые маленькие зрители. Следующее выс-ту-пле-ние перенесет нас на заснеженную вершину горы Килиманджар-р-р-о-о-оу…

Речь робота резко замедлилась, в его туловище что-то щелкнуло, и изнутри повалил густой черный дым. Так и не объявив представление, конферансье безжизненной грудой железа осел на красный ковер арены. Цилиндр с высокой тульей драматически откатился в сторону.

Вопреки ожиданиям Марины зал взорвался аплодисментами, думая, что происходящее является частью представления. Довершая эффект, на сцене появились два белобрысых клоуна в вытянутых ботинках с раздутыми носами, из-за которых артисты передвигались вразвалочку, словно пингвины. Подхватив дымящегося робота за руки и за ноги, они, деловито перекрикиваясь, поволокли его за кулисы, в то время как зал содрогался от безудержного детского хохота.

Наконец представление закончилось, и Люба с Мариной вышли на улицу в сопровождении гомонящих юных зрителей, которые наперебой делились впечатлениями.