Аника еще немного потоптался, глядя в потолок, словно надеялся увидеть там большие черные буквы, сложившиеся в историю тресковых войн.

— Садись, Аника, — сказала пани Ониклея неодобрительно, — и передай господину директору, что я зайду вечером.

Похоже, подумала Элька, даже у пани Ониклеи терпение лопнуло. Хотя перед паном директором учительница заискивала — он этим летом выделил деньги на ремонт класса.

Аника сжал губы и сел. Аника никогда не жаловался, но господин директор был тяжел на руку, это все знали.

После уроков Элька нарочно задержалась: делала вид, будто что-то ищет в сумке, потом долго натягивала парку и валенки, пока пани Ониклее, стоящей с ключами, не надоело ждать и она не сказала:

— Эля, сколько можно возиться? Если ты себя еще плохо чувствуешь, сиди дома. Я напишу записку твоей маме.

— Не надо маме, — сказала Элька и шмыгнула носом.

На улице она первым делом огляделась и, убедившись, что никого нет, по протоптанной в середке улицы тропке поспешила домой. Вечера, пока она валялась в постели, стали чуть светлее, и сугробы на обочинах, почти в Элькин рост, отливали розовым и сиреневым. Красиво…

— Элька-поломойка! Полоумная поломойка!

Они выскочили из-за угла — Аника, Михась и Гутка, некрасивая, вертлявая девка, которая липла к Анике и старалась ему угодить.

— Я вас что, трогала? — Элька в надежде, что удастся разойтись миром, боком попробовала обогнуть Аникину компанию.

— Трогала, — сказал Аника, кривляясь. — Ты тронула мое сердце! — Он ткнул кулаком в бок Гутку, и та послушно захихикала.

Элька уже почти просочилась, но Михась сунул ей за шиворот пригоршню снега.

— Психическая, — сказал он. — Во, трясется как психическая.

— С психическими мы вот что делаем, — и Аника со всего размаху пихнул ее в сугроб, — это лечит!

Элька, опрокинувшись в снег, дрыгала ногами, снег забился в рот, а за воротом было холодно и щекотно. Она попыталась выбраться, но ее снова опрокинули, она не видела, кто.

— Пусти, — Элька попыталась освободиться, — пусти, дурак! Вот папе твоему скажу!

— Ох, напугала! — сказал Аника. — Пускай твоя мама скажет моему папе. Пускай запишется к нему на прием!

— Мой папка твоего посадит в тюрьму! — крикнула Элька, и Аника так удивился, что ослабил хватку, и Элька выбралась из сугроба. — Вот приедет и вам всем покажет!

— Твоего папу рыбы съели, — сказала Гутка.