Едва крылья кулис разлетелись к порталам, ты вышла к рампе и, окинув взглядом первые ряды, тотчас заметила меня. За год до нашей последней встречи в крематории я нашел наконец твою девичью фамилию в театральной афише и, с трудом пережив часы ожидания, занял лучшее место в партере.

У меня не было никаких сомнений, что ты сразу узнаешь меня. Так и произошло. Ты обещала, и я пришел. Авария. Лобовое столкновение. Наши взгляды ударились друг о друга, и ты улыбнулась. После стольких лет ты перевела дыхание, собралась с силами и начала играть лучший в своей жизни спектакль.

Все эти годы, преследуя тебя, я видел многих актрис. Большинство из них, что естественно, начиная всякий спектакль, тоже обращались ко мне. Метод один, но результат разный. Нестеренко — зритель непростой. Ни одна из них (даже самых техничных и известных) не могла вызывать во мне сильных чувств. Я не сопереживал. Иногда я улыбался и аплодировал, но не сверх того. В действительности всех актрис Советского Союза объединяло теперь только то, что я не откликался на их игру. Я знал, что есть ты и что ты играешь гораздо лучше. Долгие годы ожидая тебя, из спектакля в спектакль я не давал ни единого шанса другим актрисам. Когда же ты наконец появилась на сцене — случилось невероятное. Я был уверен, что ни одна женщина, никогда прежде так не говорила со мной. Я смотрел на сцену и понимал, в моменте этом понимал, что всё, что случилось со мной за эти годы, было не зря. Все эти испытания, все страдания и унижения были ценой сегодняшнего билета. В том зале, конечно, должен был быть только я, но что уж тут поделаешь, если любоваться моим сокровищем Советский Союз позволял всем? Что ж, я был не против!

Затаив дыхание, я смотрел на сцену и чувствовал, что ты любишь, что все эти годы ты верно любила меня. Ты играла, и я сидел как завороженный, потому что прекрасно понимал, что на этой сцене ты теперь только для меня. Я был уверен, что ты смотришь теперь на меня и просишь всегда любить тебя. Мне казалось, что ты умоляешь меня во что бы то ни стало беречь тебя. Оживляя пустой совсем текст, ты смотрела в зал и внушала мне зайти к тебе после спектакля. Зрители рыдали, но важно теперь было только то, что в момент этот, после стольких лет разлуки, после всех неурядиц и недопониманий, после всех наших случайных встреч и истеричных расставаний ты извинялась передо мной. Ты продолжала спасать бессмысленный и бессвязный текст какого-то бездарного советского драматурга, но гораздо важнее был диалог, что в минуты те разворачивался между мужчиной и женщиной, которые встречались в Киеве и в Константинополе, в Париже и в Москве. Ты смотрела на меня, и я понимал, что ты просишь только об одном: любимый, не покидай меня.

«Все может забыться, и то, что уже прошло, и время, которое мы потеряли, потому что жили порознь, потому что была война, и голод, и революция, всё может забыться, но главное — главное, что теперь мы всегда будем вместе, только не покидай меня! Не покидай меня, милый!»

Звучала красивая музыка, и ты говорила мне:

«Я подарю тебе жемчужины дождя, Петя, я подарю тебе жемчужины дождя из стран, где не бывает дождя. Я буду искать их и, пока не умру, буду осыпать ими твое тело, чтобы ты, милый Петя, чтобы ты, милый, чтобы ты, милый, только знал, как я люблю тебя!»

Ты говорила с залом, но смотрела только на меня. Ты говорила с залом, но, глядя на меня, одним взглядом своим, шептала мне и только мне: не покидай меня! Больше никогда, прошу, не отпускай меня! Об одном только молю — не отпускай меня никогда!

«Не позволяй мне быть отдельной от тебя! Я объехала всю Европу и поняла, что не могу стать свободной без тебя! Я вернулась, и теперь я обещаю, что создам наш мир, слышишь, милый?! Я создам мир, где любовь будет уставом, и где любовь будет законом, и где ты будешь королем и членом компартии, только молю тебя, милый, не покидай меня! Не покидай меня больше никогда! Я выдумаю для тебя такие слова, которых никогда не было, но которые поймешь только ты, и ты поймешь, как я люблю тебя! Я выдумаю новые и все на свете слова, но только прошу, прошу тебя, милый, не покидай меня. Ты будешь жить во мне, под моей кожей! Я буду тебе говорить, я всегда буду говорить только тебе, и ты услышишь, и ты простишь меня... Я больше не буду плакать! Я не буду капризной! Я затаюсь здесь, чтобы смотреть, как ты летаешь и улыбаешься, я затаюсь здесь, чтобы слушать, как ты поешь и смеешься. Позволь мне стать тенью твоей тени, тенью твоей руки, тенью твоей собаки, но только, милый, милый Петя, не покидай меня…»