— Ну что, Петя, не верил, что тебя расстреляют, да?

— Почему же не верил? Верил! Я не верил, что умру, и, как видишь, оказался прав! Но зачем ты пришла сюда?

— Не знаю. Соскучилась по тебе. Много крови у тебя теперь на лице, кстати… Пуля, что, вышла через подбородок, да?

— Да, как я и задумал… Я бы умылся, да нет сил встать пока...

— Да ничего, ты лежи… тебе теперь долго здесь лежать…

— А ты так и будешь там сидеть на краю или спустишься ко мне?

— Нет, не хочу спускаться — боюсь платье запачкать…

— Понимаю… не холодно тебе?

— Да нет. А страшно было, когда расстреливали?

— Не-а, не особенно, а тебе?

— А я думала, что меня расстреливают из-за тебя… Всё, что о тебе знала, всё им выложила! Уже даже когда Блохин пистолет к голове приставил, всё кричала, что ты шпион. Думала, что они меня в сторону отведут, что продолжат следствие, но… Признайся, это ведь ты настучал на меня, да?

— А ты сама как думаешь?

— Не знаю, иногда мне кажется, что я совсем тебе не доверяю, впрочем, какая теперь уж разница?! Расскажи лучше, как они расстреляли тебя?

— Да нормально. Было даже немного похоже на взлет, когда тебе остается проверить лишь температуру и давление, направление ветра и открыть дроссель... Первое мгновение после выстрела я подумал, что самолет мой резко взлетел, но затем я почему-то стремительно повалился на пол и…

— Даже сейчас не можешь без своих самолетов…

— Знаешь, я еще подумал, что если и есть в жизни действо, к которому следовало бы применить слово «потрясение», так это, конечно, расстрел. Все, что мне приходилось чувствовать и переживать прежде, не идет ни в какое сравнение… разве что влюбленность — влюбленность очень похожа на расстрел…

— А что было, когда ты упал? Почему они сразу не добили тебя?

— Не знаю. Переступив через меня, комендант Рыков кивнул старшему лейтенанту Неробееву и, не разобравшись в ситуации, объявил коллеге, что со мной дело кончено. «Этот готов», — сказал он и оттащил меня в сторону.