«Что, голубчик?»
«Я говорю, хули он сына послал, а не сам пришел?»
«Не обращайте на него, пожалуйста, внимания, ваше превосходительство, он просто устал!»
— Ты говоришь, что был разбит лагерь, но все-таки для чего? Почему я должен поверить, что вы не готовились к возвращению в Советский Союз?
— Возможно, кто-то на этот счет и обманывался, но думаю, что всерьез говорить об этом уже не приходилось. Если хочешь вернуться домой — не нужно заплывать так далеко. С первых дней наше пребывание в Турции превратилось в трагикомедию. Армия без страны, солдаты без планов. Мы сдали корабли в обмен на палатки и маршировали теперь в идиотском стремлении сохранить боевую дисциплину, но никто особенно не понимал для чего...
— Как это не понимали для чего? Говорю же, вы готовились к новой атаке на Советский Союз!
— Да что за ерунда, гражданин начальник?! Мы сдали оружие и корабли… С чем бы мы поехали? С луками? С палками? К какой атаке? Уже в первые месяцы стало очевидно, что солдат просто нужно чем-то занять, иначе они начинали устраивать варварские вылазки в соседние села...
— Ты хочешь убедить меня, что мстить Советском Союзу не собирался?
— Да конечно нет! Мы были заняты освящением никому не нужных памятников, кладбищенскими службами, спортивными состязаниями. В Галлиполи мы открывали выставки художественной самодеятельности и увлекались театром! Наша строевая подготовка могла только наводить тоску. Время от времени связь с действительностью теряли не только обыкновенные солдаты, но и офицеры, которым по долгу службы следовало бы трезво оценивать ситуацию. Сам не знаю для чего, но они заставляли солдат заниматься скалолазанием! Вы представляете?! И без того обессиленные и павшие духом мужики вынуждены были взбираться по отвесной раскаленной скале.
— Зачем?
— Судя по всему, иногда, для того чтобы в полной мере ощутить собственное падение, нужно часами нелепо карабкаться вверх...
Не сводя глаз с меня, Перепелица вновь тянется к дневнику.
— Если вы будете все время смотреть на меня — вам будет сложно читать, гражданин начальник…
— Нестеренко, здесь у тебя в дневнике написано, будто толстая и потная женщина из Ост-Индии рассказывала тебе, что в ее стране с покойниками прощаются не сразу, что труп родственника может оставаться в доме до нескольких лет, что его мумифицируют, чтобы каждый день разговаривать с ним и даже спать, — это правда?
— Да, гражданин начальник. Теперь, когда я вспоминаю рассказ той проститутки, мне кажется, что этот обычай очень напоминает всех нас, живущих в СССР, верно? У тебя есть родственник, каждый день ты беседуешь с ним, обедаешь, ужинаешь, а вскоре оказывается, что следователи уже решили его судьбу, как, например, мою, еще в 38-м…
— Никто, Нестеренко, за тебя твою судьбу не решал. Ты здесь только потому, что свою жизнь загубил сам!
— Интересно бы понять, в какой момент…
— В следующий раз узнаешь — на сегодня всё!