— Нет, никаким репрессиям я не подвергался…
— Почему?!
— Думаю, потому, что это происходило в скотское время, когда солдата не брали в плен, и, если только немедленно не расстреливали, тотчас предлагали перешить погоны. Я не подвергся репрессиям, потому что каждый специалист, особенно столь редкий, был на отдельном счету...
— Каждый безвольный специалист!
— Это вопрос дискуссионный, гражданин начальник. Я могу попросить у вас закурить?
— А отчего же не попросить, раз ты у нас такой шелковый вдруг стал, попроси!
— Прошу…
— По всей форме попроси, гнида!
— Гражданин начальник, я, Нестеренко Петр Ильич, прошу у вас закурить…
— Что, успокоиться хочешь?
— Скучаю по пеплу...
— Ты смотри-ка, а! Все-таки хочешь убедить меня, что не трус, да? По морде получил и опять шутишь?
— Не трус, да...
— А тогда на вот тебе, бери!
Остатки злобы. Закипающую агрессию просто так не побороть. Ударив один раз, Перепелица не выдерживает и повторяет аттракцион.
— На, сука! На!
На этот раз он попадает в переносицу и в висок. Удары его по-прежнему увесистые и точные. Перепелица расстегивает засаленный ворот и, встав из-за стола, вновь возвышается над мной:
— Так что ты делал в Киеве, гнида?
— В Киеве я проживал до занятия его Петлюрой, то есть до июня-месяца, но это не точно, — пытаясь сосредоточиться, сплевывая кровь, отвечаю я.
— Чего ты тут разлегся? Вставай!