— Да конечно нет!
— А как же мне быть с тем, Нестеренко, что я вот тут смотрю, а у тебя при обыске изъята книга о штундистах?
— Так ведь просто о явлении книга… так сказать, чтобы знать врага в лицо…
— А родители твои разве не были штундистами?
— В наших краях многие штундистами были...
— А они что же?
— А они нет...
— А ты?
— А я в бога не верую…
— Почему?
— А потому, гражданин начальник, что с самого рождения, может, сам того не сознавая, советским человеком являюсь…
— Нестеренко!
— А я правду вам говорю! Знаете, где во время войны у нас отхожее место было?
— И где же?
— В полевой церкви...
— Почему именно там?
— Да потому что смрадное это место! На войне храм не нужен. Кругом коррупция, стукачи, солдаты дохнут миллионами попусту, а тебе мастерят полевую церквушку и предлагают в ней время от времени, дожидаясь собственной смерти, молиться. Да только кому молиться, гражданин начальник, кому?!
— Значит, не веришь?
Верю.
В действительности в бога я верю, причем с ранних лет. Дело не в том, что так же поступают несколько поколений моей дворянской, а значит, начисто лишенной фантазии семьи, — дело в том только, что довольно рано я начинаю испытывать потребность быть благодарным. В сущности, бог нужен мне только для того, чтобы его благодарить. Много лет спустя, в Париже, я узнаю, что в моменты счастья французы любят кричать: «Merci la vie!», — но до Парижа мне еще столько всего предстоит пережить…