Кроме этого, мы действительно считали, что для просвещения масс необходимо было показывать церемонии максимальному количеству интересующихся, а потому продавали билеты…
— В крематорий на экскурсию или на саму кремацию?!
— Да конечно на саму кремацию!
— Это как?
— Это так, что еще лет десять назад вы могли купить билет и наблюдать за процессом. Очень, кстати, охотно люди шли…
— Даже если вы не родственник?
— Да кто угодно мог прийти!
— И как можно было наблюдать за кремацией, если там створки, насколько я понимаю, закрываются?
— А в печи есть такое специальное техническое отверстие, через которое видно, как сгорает труп…
— И что они там видели, эти люди, купившие билет?
— Ну кто что — это ведь зависело от очереди. Первые наблюдали за тем, как вспыхивал гроб, вторые — как обгорали ткани конечностей, как обжигался костяк головы. Одним доводилось видеть, как расходятся швы черепа, другим — как отпадают пальцы, руки, как исчезают реберные хрящи. Везунчики любовались горящим мозгом. Еще можно было наблюдать, как голова отделялась от туловища, а дальше уж ничего особенно интересного и не было — так, догорание, зольная масса. Впрочем, совсем скоро я от этой практики отказался…
— Почему?
— Ну, во-первых, родственники покойника не очень-то были рады группам незваных гостей, а во-вторых, я и сам сердился, потому что вечно находился какой-нибудь хер, который, размахивая купленным квитком, жаловался, что еще не досмотрел. Вот если бы мне удалось продать билеты на кремацию Маяковского — о, думаю, что заработали бы мы больше, чем целый стадион! К тому же, мы могли бы делать это на более-менее постоянной основе, ведь кроме Маяковского я кремировал, например, поэтов Пикеля, Клычкова и Мусатова, впрочем, последние были расстреляны тайно, так что к ним мы бы все равно никого не пригласили…
— А там были только его родственники?
— Где там?
— Ну, на похоронах Маяковского…
— А, там, да. Брик эта его хныкала. Я помню, что так аккуратно попросил ее в сторонку и под звуки Интернационала отправил поэта в последний путь. Кстати, раз уж мы говорим о Маяковском — сразу вам скажу, гражданин начальник, что в последнее время творчество его не особенно ценил.
— Это к делу не относится!
— Ну почему же? Слишком уж он выпячивал свою любовь к Советам, понимаете? Искренности в этом не было, а позы много. По мне, так можно было работать и лучше, и тоньше, как, например, тот же Блохин. А что до самоубийства, так это он вообще зря такой поступок совершил. Я твердо убежден, что нет на свете вещи, из-за которой следовало бы стреляться…