— К… — он осёкся, — к какой собственности?
— К государственной, народной. Или вы думаете что ваше здоровье, ваша жизнь, наконец, принадлежат Вам? — я слегка, что называется, наехал на него, — вы товарищ Киров, глубоко ошибаетесь. Вы есть собственность народная, собственность Советской власти. И будьте добры к этой собственности относиться со всей ответственностью.
Киров засмеялся.
— Ну, уел меня, уел. Прям пропесочил как на партсобрании.
За окном раздался гул моторов идущего на посадку самолёта. Буквально тут же в дверь постучали.
— Товарищи, самолёт из Москвы прибыл.
— Спасибо, идём, — ответил я, а Киров, посмотрев настороженно на дверь, спросил, — Нас не могли слышать?
— Нет. Даже если бы кто-то стоял прижавшись ухом к замочной скважине и тот бы ничего не услышал. Тем более что никто и близко к двери не подходил.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
Уже проходя по коридору к выходу в одной из комнат увидел сидящих там и пьющих горячий чай Сергея Сорокина и Андрея Гончарова, наших, так сказать, коллег по аварийной посадке.
— Серёга, Андрей, вы как здесь? — обрадовался им как родным.
Гончаров лишь пожал плечами, а Сорокин, почему то встав по стойке смирно, ответил.
— Доставили с места аварии и приказали ждать комиссию, для установления степени нашей вины.
— Охренеть, — только и смог произнести я. Люди, можно сказать, посадили неуправляемый борт, спасли ценного пассажира, а им степень вины шьют. И это при том, что на обломках ясно видно следы внутренних взрывов на гондолах крыльевых двигателей. Ладно, разберёмся. Думаю что Киров не даст в обиду летунов.
На лётном поле стоял точно такой же самолёт, как тот, на котором мы вылетели из Ленинграда. Кстати, аэродром мне был знаком ещё по ТОЙ жизни. Был здесь как-то с сыном в музее вертолётов. И вот сейчас, идя к стоящему с работающими двигателями самолёту, вдруг вспомнил тот наш поход сюда, когда Костику разрешили посидеть в кабине самого настоящего боевого вертолёта МИ-28. Восторгу не было предела. Так, предаваясь воспоминаниям я вдруг резко остановился, не доходя десятка метров до открытой дверцы самолёта.
— Сергей Миронович, встаньте позади меня и при необходимости подтвердите мои полномочия.
Киров, внимательно посмотрев мне в глаза, лишь кивнул головой и сместился чуть позади меня. Из салона самолёта выпрыгнул человек в форме НКВД и направился нам навстречу.
— Товарищ Киров, — он вскинул руку к козырьку фуражки. Пижон. Декабрь месяц на дворе, морозец, градусов 20, а он в фуражечке, — по приказу товарища Власика прибыл для вашей охраны и сопровождения. Прошу пройти на борт самолёта.
— Отставить на борт, — включил я командира. А что, как ни как, а ТАМ у меня было звание капитана запаса, спасибо военной кафедре в институте и военным сборам, на которые несколько раз пришлось съездить, — Всем построиться перед самолётом, включая экипаж, двигатели заглушить.