— Ну-тка, погодь, Витюш, глаза то я твои протру, — произнес, судя по голосу, тот самый дядька Андрей и склонился ко мне с какой-то тряпицей в руках. В это самое время из-за двери послышались чьи-то торопливые шаги и запыхавшийся женский голос.

— Уф, Настёна, скаженная. Да нешто я могу поспеть за тобой. Погодь дух переведу, а то аж сердце зашлось.

— Не торопись, Дарья Степановна, всё у нас в порядке. Тут Шэн-ли пришёл в аккурат перед тобой, говорит что всё хорошо, — дядька Андрей выглянул за дверь встретить пришедших. Из-под его руки проскользнула фигурка в сарафане и со слезами метнулась ко мне.

— Витюшенька, братик, ожил наконец-то. А я так боялась, так боялась. Я звала, звала тебя, а ты лежишь и не говоришь и почти не дышишь, — девчонка уткнулась лицом мне в грудь и заревела в полный голос.

— Ну, будя тебе мокроту разводить, будя, — сказала подошедшая статная женщина, — раз очнулся, значит выкарабкается. Дай-ка я тебя, соколик, посмотрю.

С этими словами она села туда же, где до неё сидел китаец и начала ощупывать мою голову, шею. Потом попросила повернуть меня на бок и прошлась руками вдоль позвоночника. Что интересно, аура у неё переливалась всеми цветами радуги. У остальных тоже были различные оттенки ауры, но у неё это было видно особенно.

Меня вновь положили на подушку и я увидел внимательный взгляд пронзительно зелёных глаз, направленный на меня. Сколько мы так смотрели друг другу в глаза не знаю, но раздавшееся покашливание дядьки Андрей заставило разорвать зрительный контакт.

— Хм, интересно, — задумчиво произнесла бабка Дарья (хотя какая там бабка. На бабку она возрастом точно не тянула. От силы лет 55 на вид, не больше), — чудны дела твои, Господи.

Снова раздалось покашливание и дядька Андрей спросил у целительницы (а больше никем пришедшая не могла быть)

— Ну, что скажешь, Дарья Степановна? Как он?

— Всё с ним будет хорошо, — по доброму улыбнувшись ответила она, — теперь, — выделила это слово, — с ним точно всё будет хорошо. Сейчас дам ему отвар, чтобы спокойно поспал и сил набирался, а вы жидкую наваристую мясную похлёбку ему сготовьте, чтобы как проснётся мог ей попить. Да много сразу не давайте. Попервости пол кружки и будя. Ежели удержит в себе, то чутка погодя ещё столько же дайте. А там и по полной поите. Подай-ка мне, Настёна, суму мою.

Достав из сумы стеклянную бутылку с деревянной пробкой целительница отлила из неё в кружку какую то чёрную, как дёготь, жидкость. Затем взяла чистую тряпицу, смочила в той самой жидкости и поднесла к моим губам. Едва влага коснулась губ как я почувствовал страшную жажду. Казалось что я весь изнутри полностью высох и сейчас просто осыплюсь пеплом. Протерев влажной тряпицей мне иссохшие губы тётка (так буду ей называть, на бабку она не очень то и похожа) Дарья выжала несколько капель в приоткрытый рот. Боже, какое это было наслаждение. А когда в пересохшее горло устремился тоненький ручеёк жутко горькой жидкости, то я понял, что ничего слаще до этого ни в той ни в этой жизни не пил. Хотелось пить и пить этот нектар, но увы, много мне не дали. Накатила какая-то тяжесть, глаза закрылись и я провалился в сон. Именно в здоровый спокойный сон, а не в мрачное забытьё.

А в это время во дворе состоялся очень интересный разговор.

— Спасибо тебе, Дарья, — дядька Андрей склонил голову в знак благодарности, — я как на промысел пойду, так тебя отблагодарю дичинкой.

— Погодь, Андрей, пустое то, — задумчиво глядя на дверь избы сказала целительница, — я что тебе сказать хочу. Дар, похоже, пробудился у крестника твоего. Пока слабенький, но может и развиться. Так что ты его ни к чему не принуждай, пусть сам свой путь сыщет. И пусть к нему походит китаец Шэн со своими иглами. Хуже не будет. А и пойду я. Будь здравым, Андрей. Завтра поутру зайду проведать.

— Ох, ты ж, господи, — дядька Андрей перекрестился, — откуда ж взялся то, тот дар?

— То я не знаю, — ответила Дарья, — часто Дар просыпается, когда человек побывал за гранью и вернулся, как крестник твой. Иной раз он по наследству передаётся. А был ли кто у него в роду с Даром или нет, того мы не знаем. Сам знаешь какого он с сестрой своей Анастасьей рода.

— Я то знаю, а вот откуда это знаешь ты? — прищурившись, словно целясь, спросил дядька Андрей, в прошлом старший урядник Донского казачьего войска Селевёрстов, денщик при подполковнике Головине Михаиле Николаевиче.

— Охолонись, Андрей Григорьевич. То только ты да я знаем. Мать их, царствие ей небесное, незадолго до смерти рассказала, да просила присмотреть за детьми и помочь им, коль нужда такая будет.

С этими словами целительница повернулась и неспешно пошла к себе домой, оставив во дворе задумчивого дядьку Андрея.