– А так. Яга ко мне давеча явилась и, не поверишь, совестить принялась: мол, негожее дело я творю, в ссору смертоубийственную людишек втравливая.

– Отчего ж не поверю-то? – со вздохом качает головой блондин. – Я надысь сам таких терзаний душевных от нее наслушался, что и помыслить сложно. Так что в твоих словах, Лихоня, не сумлеваюсь ни на иголочку еловую.

– Ты глянь! – удивленно поднимает густую бровь одноглазый, отчего большие, просвечивающие уши оттопыриваются еще сильнее. – И что енто с ней такое приключилося?

– Виною за Кощеевы страдания Яга тяготится, вот малость и двинулась оттого рассудком, – поясняет Леший.

– А-а-а, так молва идет о том, будто Яга Ивана на Кощея натравила, верно? Вона че, а я не верил. Оно ж слухи были: мол, Кощей востал да тебя с Ягой изничтожил. Я было поверил, ибо ни тебя, ни ее призвать не мог. А тут она сама объявилась.

– Погоди, – прерывает Лихоню блондин, – ежели Илюха войско до Мудромыслова царства не довел, то кто с кем сейчас ратится?

– А иди сюда, поведаю. Не то через тебя я и сам забаву просмотрю.

– Твори призыв, – соглашается Леший и поднимается со скамьи. – Токмо я не один. Со мною Вий и Кощей.

– Кощей? – удивляется циклоп и, узрев меня через шайку, восклицает: – И верно восстал? Значит, не лгала Яга, когда сызнова Ивана на битву с тобой отправляла?

– Опять?! – в три голоса восклицаем мы, на что Лихоня, состроив смешную физиономию, пожимает плечами.

Через минуту мы переправились к одноглазому через развернувшийся возле крыльца портал.

Теперь я более подробно рассмотрел легендарное Лихо Одноглазое. Фигура довольно несуразная. Ростом высок, даже в сравнении с высокорослыми перволюдьми, поболее двух метров, не иначе. Брат Лешего худой, но не изможденный. Наоборот, длинные жилистые руки и лопатообразные ладони внушают уважение и не вызывают желания поручкаться. А вот плечи невероятно узкие. И на них сидит опять же невероятно большая круглая голова. Ну, про один-единственный огромный немигающий глаз говорить не стоит. Жесткая, торчащая во все стороны борода плавно переходит в такую же жесткую, торчащую во все стороны шевелюру. Лопоухим, словно локаторы, грязновато-розовым ушам до чебурашкиных пропорций далеко, но все равно впечатляют. Красный в черную крапинку картофелеобразный нос в центре улыбающейся физиономии довершает портрет. Одет Лихоня в грязную длиннополую полотняную рубаху, подпоясанную обрывком веревки. За веревку заткнут большой топор с зазубренным лезвием. Из-под грязных портов торчат босые ноги размером явно за сорок пятый.

Пока я разглядывал Лихо Одноглазое, мои спутники увлеклись созерцанием сражения, развернувшегося на берегу то ли моря, то ли еще какого безбрежного водоема. Зрелище, надо сказать, действительно было эпическое. Я не мастак на глаз определять количество сбившихся в одну свалку людей, но думаю, их здесь не одна сотня. И это не считая коней. Помните, у классика: «Смешались в кучу кони, люди…» Так вот, сейчас передо мной как раз именно такой случай. Я вообще не понимаю, как в такой свалке можно отличить своего от врага? Такое ощущение, будто каждый тупо колет и рубит всех, кто попадается под руку. Я бы на месте одного из предводителей дерущихся вывел своих воинов из схватки и подождал в сторонке, пока враги в суматохе сами себя порубят.

Однако, понаблюдав чуть дольше, начинаю различать противников по доспехам.

Я в разных там колонтарях и прочей средневековой амуниции не разбираюсь, поэтому определяю противников просто как рыцарей и витязей. Витязи облачены в кольчуги и остроконечные шлемы, а вооружены мечами, топорами, булавами и короткими копьями. Рыцари, как положено, в железных панцирях и с рогатыми ведрами на головах. Вооружены все длинными мечами, которыми владеют довольно виртуозно.

На чьей стороне перевес, пока не определить. Надо ли кому-то помочь, тоже не известно. Потому обращаюсь за разъяснением к одноглазому: мол, кто такие и что не поделили?

– Дык Илюха с штрейхбрехелем устляндским ратится, – не отводя искрящегося азартом глаза от месилова, поясняет тот. – Нешто сам не зришь?

– А-а, – протягиваю многозначительно. – А чего не поделили?

– Дык спорят, кому первому Мудроград грабить.

– Ясно. А что еще за Мудроград?