Она остановилась, глядя на Генри так, будто ждала, что он продолжит вместо нее, будто хотела проверить, насколько он умен, – и он решил ее не подводить.
– Если бы меня сразу посадили в Цитадель, было бы неинтересно, – ответил Генри. – Ты ведь уже знала предсказание отца. Знала, что, раз уж я переступил порог дворца, то начну искать корону и постепенно мы с вами втроем окажемся вот здесь. Эдвард меня терпеть не может, и ты подумала, что чем дольше мы с ним будем рядом, тем больше духов вражды он создаст. Ну, и еще ты хоть немного надеялась, что я приведу вас с отцом прямо к короне.
Джоанна кивнула, и ее губы вдруг тронула слабая улыбка.
– Неплохо. И теперь ты, конечно, думаешь, что я скажу «он такой душка, не буду его убивать»?
– Звучит хорошо, – кивнул Генри, и Джоанна улыбнулась шире.
– Ты кое о чем забыл. Мы на четвертом этаже, корона на пятом. И что-то мне говорит, что из оставшихся двух претендентов в дверь должен зайти один.
– Вы оба тоже кое о чем забыли, – пожал плечами Генри. – План был в том, чтобы новый король пришел на руинах старого мира, тогда все волей-неволей согласятся хоть на Освальда, если он сможет остановить духов вражды. Но что-то руин становится слишком много, а, отец?
Освальд сжал губы. Генри, видимо, попал по больному месту.
– Ты думала, духи вражды будут тебе подчиняться, но все вышло из-под контроля, – сказал Генри, торжествующе глядя на Джоанну. – Они – чистое зло, а ты развела их столько, что уже не можешь ими управлять. Вам нечем будет править. Замок рухнет, в городе все друг друга перебьют, духи будут становиться только сильнее и рано или поздно захватят все королевство. Вы и сами не знаете, как их остановить, верно?
– А ты знаешь? – поинтересовался Освальд.
– Пока нет. Но я все еще избранный, и Барс уж точно не захочет, чтобы все его королевство погибло. А без меня он вам помогать не будет. Так что я вам нужен. – Генри развел руками. Он понятия не имел, что будет делать дальше, но сейчас готов был сказать что угодно, лишь бы выжить.
Джоанна долго смотрела на него, а Освальд – на нее, и по лицу отца Генри видел: он будет только рад, если его предсказание не сбудется.
– Ладно, – наконец сказала Джоанна. – Уговорил, малыш. Твоя взяла. Ты избранный, с этим надо считаться. Все, дыши глубже. Пойдемте наверх, проверим, на месте ли корона, а там разберемся.
Генри медленно выдохнул. Получилось. Дальше он что-нибудь придумает, но главное, он не останется в этой комнате, он сегодня не…
В следующую секунду Джоанна исчезла, а потом возникла перед ним так близко, что ее волосы коснулись его лица. Она коротко отвела руку назад, и Генри почувствовал невыносимую, разрывающую боль под ребрами, а Джоанна, спокойно глядя ему в глаза, вогнала нож еще глубже и повернула. Генри, захлебываясь криком, уцепился за ее руку, попытался оттолкнуть, но она только притянула его ближе, так, что он уперся лбом ей в плечо.
– Я пошутила, – шепнула она ему на ухо. – Так мило, что ты считаешь себя незаменимым.
Она выкрутила нож снова, и на этот раз он повернулся легко – все ткани вокруг раны были уже разорваны, и Генри завыл, жалко, на одной ноте. Он прекрасно разбирался в ранах. Джоанна не хотела, чтобы он умер сразу. Она хотела, чтобы он умирал.
– Папа, – простонал Генри, он чувствовал, что слезы заливаются ему в рот, боль была такая, что он не мог дышать, но продолжал повторять одно это слово, скулил его снова и снова, сам себя едва слыша. А отец стоял и смотрел, и на его лице была печаль, настоящая, огромная, но он не сдвинулся с места.
Джоанна еще раз повернула нож, а потом оттолкнула Генри от себя, и он завалился назад, ударившись спиной о каменный пол.
– Он устроил неплохое представление, но сам знаешь, его судьба – умереть здесь, – легким голосом сказала Освальду Джоанна. – Ты это видел много раз. Пойдем, дорогой. Нам пора.