Генри сосредоточился. Постоянно меняющиеся ходы в замке обычно его утомляли, но было в них и кое-что удобное: они выводили к тому, кто тебе нужен, а Генри точно знал, кого ему искать первым. Справа, оттуда, где находились покои короля, доносился угрожающий гул, и Генри хотел идти туда, но дворец подсказывал: «Нет, неправильно», и он доверился чутью, позволил ногам вести себя.
Коридоры были пусты: придворные громили королевские покои, а слуги, видимо, кухню. Генри спокойно мчался вперед, огибая углы. Сердце билось ровно, дыхание не сбивалось, и он решил не тратить зря время, а подумать о том, кто приставил нож к его шее. Генри аккуратно перебрал подозреваемых, стараясь ничего не упустить. Их было семеро: те, кто имел доступ в покои короля и кто мог подменять успокоительное ядом, а значит, был способен и на все остальное.
На первом месте – принц. Он ненавидел Генри, присвоил себе его заслуги и легко мог украсть письмо Олдуса, чтобы никто не узнал, кто настоящий наследник Сиварда. Да и силы, чтобы убить хранителя казны, у него бы точно хватило.
Дальше – Роза. Думать об этом не хотелось, но она явно что-то скрывала, иначе с чего бы король сделал ее хранителем казны в замке, где женщин ни в грош не ставят?
Третий – Карл. Генри легко мог представить, как Освальд пообещал Карлу исполнить его мечту и сделать придворным, если он поможет ему с хитрым планом, – а в том, что план отца великолепно хитер, Генри не сомневался. К тому же, судя по письму Агаты, именно Карл нашел тело хранителя казны, а значит, вполне мог его убить.
Четвертая – Эмма. Именно она варила зелье для короля, да и вообще была неприятной женщиной, и появлению Агаты не слишком обрадовалась, так что…
Пятым был король. Что, если все эти годы он не был болен, а просто прикидывался? Что, если он нарочно довел все вокруг до такого плачевного состояния? Правда, странно было бы, если бы он помогал Освальду, который мечтает занять его место. Но, может, Освальд обманул его, как когда-то Джетта?
На шестое место Генри поставил Ингрид, хотя ее подозревать было просто глупо: раз друг тьмы украл письмо, значит, он понимал, кто такой Генри, и был бы не в восторге от такого человека в замке. Ингрид и стараться бы не пришлось, чтобы от него избавиться, просто сказала бы королю в первый же день про дар огня. А она спасла Генри, да и вообще, кажется, единственное, что ее волновало, – как выдать дочь за принца. И Генри пришлось перейти к тому, кого он подозревал меньше всего.
Седьмой – Уилфред. Конечно, он помог Генри с Джеттом пробраться в замок, да еще и пытался успокоить людей за стеной, но уж очень жадно Уилфред спрашивал его, правда ли корона хранится в тронном зале. Хотя, может, Уилфреду просто было любопытно, вот и все.
Генри сердито фыркнул. Во всем этом нагромождении событий была какая-то четкая линия, которая иногда проглядывала, но большей частью терялась в таком тумане, что Генри никак не мог ее ухватить. Вполне могло оказаться, что один из тех, кому он собирается довериться, и есть предатель, который все испортит и повернет так, как это выгодно ему. Слишком большой риск. Но оставалось только надеяться на лучшее и присматривать за каждым очень, очень внимательно.
Он остановился перед приоткрытой дверью – той самой, возле которой они с принцем когда-то дрались из-за ключа. Изнутри раздавалось бормотание и гулкий стук – значит, дворец вывел его правильно. Генри толкнул дверь и шагнул внутрь.
Оказалось, внутри не так уж темно: штор на окнах не было, и сполохи от пожара за крепостной стеной заливали комнату дрожащим красным светом. Все здесь выглядело так, будто владелец вышел ненадолго, – на столе беспорядок, одежда брошена на кровать, – но, судя по слою пыли, не возвращался он уже много лет.
И мебель, и одежда предназначались для кого-то маленького, в половину человеческого роста, и от этого комната казалась ненастоящей, волшебной. А в дальнем углу творилось что-то жуткое. Принц, сжавшись на полу, мерно бился головой о паркет, а над его скрюченной фигурой нависло огромное черное существо. Оно держало принца за плечи, прижимаясь своей бесформенной, безглазой головой, будто говорило что-то ему на ухо. Генри сглотнул. На каминной полке стоял тяжелый подсвечник, которым можно было отбиваться, но Генри знал: дракой тут не поможешь. И он заставил себя шагнуть вперед, приподняв обе руки. Половица скрипнула, и принц оторвал голову от пола.
Одежда на нем была рваная, волосы спутались, по виску размазалась кровь: кажется, он всерьез пытался разбить себе голову об пол. Живая тень, накрывшая его темнотой, тоже повернулась, и сердце у Генри поползло куда-то вниз – тьма вглядывалась в него, и он ей не нравился. Тень крепче прижалась к принцу, зашептала, и принц с тихим рычащим звуком поднялся на ноги и сделал два нетвердых шага вперед, будто заново учился ходить. А потом существо обхватило его своими призрачными руками и ногами, повисло, как огромный горб, зажимая глаза, и принц бросился на Генри.
Тот нырнул за кресло, которое принц тут же оттолкнул. Генри отступил за стол, и вскоре стол тоже врезался в стену. Все это выглядело довольно жутко, но после того ужаса, который охватил Генри в тронном зале, его способность бояться как-то поблекла и больше не мешала соображать. Кое-чего мерзкое существо не понимало: сам по себе принц неплохо дрался, но оно заставляло его в слепой ярости бросаться на любую преграду, не давало ему думать, делало его неуклюжим. И Генри не стал драться: он просто скользил, полз и перекатывался от одного тяжелого предмета к другому, а принц сбивал их с пути, пытаясь до него добраться.
К тому времени, как половина мебели в комнате была опрокинута, принц начал уставать, и Генри решил: пора. Над маленькой кроватью с потолка свисала бумажная белая птичка, и Генри, вскочив на покрывало, дернул поделку на себя. Веревка, на которой она висела, оторвалась от крюка на потолке и осталась у него в руках. Генри не глядя сделал на веревке скользящую петлю и, выбрав самое мощное кресло в комнате, спрятался за него. Принц рванулся следом, и Генри, резко выпрямившись, врезал ему кулаком в лицо. Удар был простой, незамысловатый, но чувствительный – принц пошатнулся, а Генри толкнул его в кресло, набросил широкую петлю разом и на него, и на спинку, и дернул конец веревки.
Петля затянулась, вжимая принца в кресло. Теперь его локти были крепко прижаты к телу, и, пока он не опомнился, Генри завязал веревку самым крепким узлом, какой знал. Существо выскользнуло из-за спины принца и повисло над ним, явно уговаривая напасть снова, но принц истратил слишком много сил на борьбу с мебелью и только вяло мотал головой, прикрыв глаза. Взгляд у него был совершенно бессмысленный, кровь текла из пореза на лбу, и Генри вдруг вспомнил, каким увидел его в первый раз: на коне, в сияющем мундире, в лучах солнца. Он прокашлялся. Сейчас ему нужно было вернуть того человека, а это можно было сделать только способом, который давался Генри хуже всего: словами.
– Я знаю, почему ты здесь. – Он опустился на пол за подлокотником, так, чтобы принц не мог оттолкнуть его ногой. – Ты не послушал эту тварь и сбежал сюда, верно? Спрятался, чтобы никому не навредить. Иначе ты был бы еще там. Бросался бы на всех и не остановился.
Принц мутно посмотрел на него. Глаза у него были красные – мелкие сосуды полопались от напряжения.
– Это существо велит тебе убить меня, – сказал Генри, и это был не вопрос. – Я знаю, уж поверь. Но ты держишься, и я уважаю твою силу.