– Посланники со вчерашнего дня носа не кажут, – довольно сказал парень неподалеку, и Генри узнал его: Джереми, который целовал девушку в Пропастях. Теперь девушки с ним не было, он сидел рядом со стаей мрачных, бородатых мужчин. – Здорово мы их вчера отбили, а? Пусть знают.

– Ага, только из дворца тоже никто носу не кажет. Только павлин этот который день ходит и распинается о том, как нам надо тихо сидеть, и все само исправится, – проворчал один из мужчин. – Надо сегодня как следует в дверь поколотить, пусть знают, что мы не отступимся.

– Если дожмем их, может, и дома нам дадут новые, а то в такие ночи на улице зябко, – подхватил второй.

– И еда нужна. Правы ребята, которые вчера говорили, что надо дворец приступом взять и все, что там есть, отобрать. Не послушаем их – с голоду загнемся. Ну а что вы так смотрите? Хорошая же идея!

Генри делал все, чтобы быть незаметным, – и слишком поздно сообразил, что Джетту никаких инструкций на этот счет не давал, надеясь на его здравый смысл. Как оказалось, зря.

– Простите, что влезаю, любезные господа, но мне очень интересно, – начал тот, подходя ближе к костру. – Зачем же вы тогда сожгли мастерские, где можно было отлично ночевать и где нас… то есть вас… в общем, всех, кто от работы не отлынивает, кормили?

Мужчины встали как по команде.

– Тебе что, зубы жмут? – спросил один.

К этому моменту Генри уже изучил людей достаточно и понимал, что они ничуть не озабочены здоровьем Джетта.

– Мы уже уходим, – пробормотал он, старательно поворачиваясь к ним только побитой стороной лица, – вдруг узнают? – и потянул Джетта за собой.

Мужчины его будто не слышали, они начали угрожающе закатывать рукава, и вид у них стал такой злобный, словно они всерьез готовы побить за простой вопрос. Генри бегом бросился в толпу, лавируя среди людей, костров и мусора. Джетта он тащил за собой, и, хотя скорость тот мог развить более чем скромную, от погони они вскоре оторвались. Обернувшись, Генри увидел, что, потеряв их из виду, мужчины начали колотить других людей, и те ответили им тем же.

– Что-то мне тут не нравится, – пробормотал запыхавшийся Джетт.

Генри хотел посоветовать ему для начала хотя бы держать язык за зубами, но тут увидел в толпе яркое пятно. Малиновый камзол с серебристой вышивкой, синие штаны и рубашка с пышным воротником – Генри знал только одного человека, который так одевался.

И он наконец понял, кого имели в виду те люди под «павлином, который советует всем сидеть тихо».

Уилфред стоял в толпе людей и, примирительно подняв руки, вещал – из-за гвалта, который стоял на площади, Генри услышал его только сейчас.

– Я уверен, в глубине души вы все знаете, что ваши требования невыполнимы! Прошу вас, успокойтесь! Может быть, все еще наладится! Умоляю, будьте благоразумны и уйдите из-под дворцовых стен!

Генри даже удивился, почему его за такие речи еще не побили, но, протолкнувшись чуть ближе, понял: вокруг Уилфреда стоят четверо самых рослых дворцовых охранников, со зверскими лицами выставив перед собой копья. На этот раз они были в черных куртках – видимо, чтобы не так ярко сиять в темноте.

Лицо у Уилфреда было несчастное – было ясно, что свои воззвания он повторяет не в первый раз, и все время с одним результатом. Уилфред оглядел мрачные лица вокруг себя и уже набрал в рот воздуха, чтобы продолжить, но тут взгляд его уперся в Генри, и он медленно выдохнул. Генри дернулся было назад – он был уверен, что в такой толпе его не узнают, – но тут Уилфред приподнял руку, невнятно пробормотал: «Благодарю всех за внимание» – и пошел к Генри так быстро, что его охрана едва за ним поспевала. Генри настороженно замер – лицо Уилфреда казалось добрым, умоляющим, он будто молча просил его подождать.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но к нам идут четверо с копьями, и мы все еще не бежим, – выдохнул у него за плечом Джетт.

Уилфред тем временем подошел совсем близко, жестом велел охранникам остановиться, и те замерли за его спиной. Они были заняты тем, что сурово выставляли копья в сторону людей, и на Генри даже не взглянули. То, что вокруг полутьма, впервые показалось Генри удобным. Он низко опустил голову и повернулся к Уилфреду разбитой половиной лица.