Я коротко выдохнул и спрятал конфету в ладошке.
– Ну вот, вот твоя конфета, знакомец. Апельсиновая, между прочим, последняя. А сижу, потому что хочу. А ты почему сидишь? Я тебя не приглашал.
– Потому что больше не к кому сесть. Все веселятся стоя, – сказал я, смутился и, развернув конфету, с удовольствием полизал её, смакуя сладко-кислый вкус, и разгрыз, чудом не обломав оставшиеся молочные зубы.
Серёжа сидел молча, пока я не раскрыл насыщенную памятку.
– Так, посмотрим.
– Что смотреть? Надо делать!
Он сразу же принялся строго поучать меня и легко раздражался, когда я долго размышлял над заданием.
Я приступил к тесту на выбор профессии. Пожарный, нарисованный на плотном мелованном листе, глядел на меня с озорным блеском.
– Проще простого. И что тут непонятного? Не умеешь читать?
– Умею, умею! Всё понятно. Но мне нужно время.
В его нетерпеливой требовательности, сочетающейся с капризной интонацией, заключалась своеобразная прелесть будущего подростка, привыкшего везде и всюду высказывать мнение, может быть, не всегда положительное. Он бы вмешивался во всякое дело, пускай не касающееся его лично, небрежно переворачивал горы, совершал бессчётное количество безрассудных поступков и никогда не жалел об упущенной возможности.
Меня восхищали дети, которым было что сказать.
Я позволял делать замечания родителям, знакомым мальчишкам, но всегда после делался зажатым и страшно стыдился своей невоспитанности. Серёжа был другим. Я мог лишь смотреть на него с неподдельным восторгом и выслушивать верные ответы на задания.
Он решил кроссворд и отыскал лишние вещи на картинке с пузатым коричневым портфелем.
Я произносил слова невнятно, беззвучно, когда хотел ему о чём-либо подсказать и тихо сердился, если моё мнение им не учитывалось.
Но, как бы то ни было, он всё же не был поначалу настолько прямолинеен. В немногие моменты, проявляя терпеливость, Серёжа казался решительным и добрым, в общем, чудным.
В конце праздника, когда мы прочли памятку, к нам подошла милая женщина. Румяная, низкорослая, упитанная, как и сын, она отводила ясные, печальные до тягучей боли голубые глаза, опушённые бесцветными короткими ресницами. Красивое вязаное её платье с объёмными рукавами было стянуто тонким кожаным поясом.
– Кто это? Это твой новый приятель? – спросила она, вынув из холщовой сумочки апельсиновую конфету.
Я невольно улыбнулся.
– Да. Наверное, приятель, – как-то потрясающе просто ответил Серёжа. – Ната! – проговорил он, представив меня матери. – А можно мы погуляем у нас во дворе?