Она выкупала совсем старые и новые колоды карт. В спальне включала плеер и рассматривала редкую коллекцию откровенных книг с толкованиями предсказаний. Когда часть из них по неудачному стечению обстоятельства оказалась утерянной, мама прикупила недостающие тома, и больше никому их не показывала. Я отчасти винил себя в безалаберности и оттого близко не приближался ко всему тому, что она хранила с восхищением.

Папа часто подшучивал над мамой за крайне фанатичное отношение к магии. Он не поражался чудесам, ярко описанным в книгах, и критически воспринимал выстраданные и радостные истории людей, которым якобы виделись лики святых Архангелов, спускающихся на землю в трепещущих одеяниях, вышитых из плотной ткани, точно сочившейся солнечным светом. Я хохотал вместе с ним, чтобы угодить ему. Но сам в глубине души верил в запутанные рассказы очевидцев мистических явлений и всё больше осуждал людей, подобных папе, у которых была такая же точка зрения насчёт потустороннего, притягательного мира.

– Существа ни при чём. Ты сама плачешь, потому что боишься или грустишь. Чувства и мысли полностью принадлежат тебе, мам, они только твои! Ну так скажи, в чём дело? Может быть, ты думаешь, что я буду смеяться над тобой? Нет, ни за что! Зачем так?

– Тебе просто хочется узнать, что случилось.

Мама робела от моего решительного вида.

– Но я в любом случае должна идти. Вот ты остановил, теперь не успею надышаться воздухом! – упрекнула она меня шутливо. – Я ухожу. Ухожу, но ты знай… Знай, что всё не так. Всё получилось не так!.. А папа, боже, наш папа… как же грустно, как больно, что нужно молчать… Давай, потом?

Договорив, она выскользнула из коридора и закрыла дверь на ключ.

Когда я закончил все уроки, наступил вечер, и комнату окутала душная мгла. Я раскрыл окно, в котором горела маленькая луна. После взобрался на матрац, лёг на подушку и укутался толстым одеялом в надежде увидеть сладкий, безмятежный сон. Он долго не тревожил меня красками, а потому я спрыгнул на ковёр с разбросанными динозаврами, включил лампу и принялся за чтение книги, взятой из библиотеки.

Темнота стала отступать. Я прочёл, как показалось, не меньше пятидесяти страниц. Когда же мне надоело следить за строчками, и я нарисовал раскидистый дуб посреди ржаного поля, то обнаружил, что мгла вовсе исчезла. Я на радостях позвонил маме. Она была на деле и поэтому не могла разделить искренней радости, от которой меня прямо-таки распирало изнутри.

Перед тем как мама вернулась домой, я оставил везде включённым свет, так как расслышал чей-то голос, доносящий из спальни родителей. Стены дурили? В этот раз я не представлял, кто же это мог быть.

Мама вошла неторопливой, бесшумной походкой и оставила сумку на тумбе. Она была ни жива ни мертва.

Я заметил, что ей не повезло на деле, и сразу же постарался утешить. Утешения выходили неуклюжими и глупыми, как мой безумно-счастливый вид, который не удавалось скрыть даже за бескорыстной маской участия.

– Ну подойди же ко мне. Обними меня! – просил я тупо, как ребёнок.

Видя, что ей не легчает, я сам подошёл и обхватил её крепко со всех сторон.

– Почему свет горит? Что ты делал? – спросила мама.

– Ничего особенного, ничегошеньки! Ты не обращай внимания.

– А, ты играл! Играл в дурацкие игры, – произнесла она догадливо. – Ладно.

Вдруг она упала с яростным нечеловеческим воплем и беспомощно забила кулаками по полу. Вытаращив дико глаза, мама болезненно кривила широкий рот и вся тряслась, плакала. Ею полностью овладел сильнейший припадок. Я испугался, попятился назад, но тут же пришёл в себя.

– Что с тобой? Зачем ты корчишься, глупая! – закричал я не со зла. – Позвонить в скорую?

Я побежал быстро к телефону, но меня остановила знакомая горячая ладонь.