Вскоре, однако, соратники смогли оценить и положительные результаты очередного лингвистического штурма. Примерно через месяц Кормильцев мог общаться с пастухами в горах, а спустившись в долину, вести в кишлаках философские беседы с гостеприимными таджиками.
Сидя, поджав ноги, на уютном ковре, поэт пил чай, соблюдая местный этикет, и непринужденно разговаривал с хозяевами. Наблюдая такие сюрреалистические беседы, не только итальянские, но и русские партнеры впадали в ступор прямо за хлебосольным дастархоном. Как справедливо утверждал один из восточных мудрецов, «поместите художника в незнакомое место, и это место его разбудит».
Через несколько месяцев после поездки в Среднюю Азию команда Александра Вишневского совершила ответную экспедицию в итальянские пещеры. Правда, и на этот раз добираться пришлось достаточно долго — вначале самолетом до Москвы, затем поездом до Будапешта. Потом последовала пересадка до города Тревизо, где на вокзале их радостно встречали местные исследователи, одетые в одинаковые футболки, на которых огромными буквами была кириллицей написана любимая присказка русскоязычных покорителей глубин: «НИ В ПИЗДУ, НИ В КРАСНУЮ АРМИЮ». Нам неведомо, разъяснил ли наш толмач чужестранцам буквальный и метафизический смысл выражения.
Жизнь у советских туристов в Италии постепенно налаживалась. К примеру, Кормильцев, имея опыт спонтанной загранпоездки в Финляндию, блестяще реализовал на практике экономическую схему «спрос рождает предложение». Долго и не без задней мысли общаясь с итальянцами в Таджикистане, он четко усвоил, что дефицит, оказывается, существует везде. И даже на Апеннинах.
Предметом первой необходимости, как ни странно, оказались титановые каталитические грелки, которые безупречно поддерживали температуру тела у альпинистов в горах или у спелеологов в холодных пещерах. Как раз в Свердловской области, на оборонном гиганте в Верхней Салде, их и производили из легчайшего металла — в качестве конверсионного ширпотреба.
В Италии подобная продукция отсутствовала в принципе, а в Свердловске ушлый Кормильцев приобрел целый мешок недорогих грелок. Покупал он их в магазине «Охотник», том самом, где в школьном возрасте находил взрывоопасные химикаты. Теперь счастливый Илья уезжал в итальянскую командировку полностью упакованным — с формально разрешенной к провозу через границу суммой в кошельке, равной тридцати долларам. Но скажите, когда Кормильцева смущали подобные вещи?
«Каждый из русских гостей привозил в Италию какие-то подарки, — вспоминает участник экспедиции Максим Климов. — Кто-то взял матрешки, кто-то — сувениры из уральского камня. Но только у Ильи оказалась правильная предпринимательская жилка. В таджикских горах он сильно намерзся и быстро понял, что каталитическая грелка будет востребована любыми пещероведами. Кормильцев прекрасно знал итальянский и смог разрекламировать свой товар настолько хорошо, что вся партия у него ушла влет. Грелка, которая стоила в России семь рублей, оценивалась им примерно в двадцать долларов. К концу поездки он продал их все».
Лихо впарив обмороженным скалолазам вожделенные грелки, Илья смело шагнул в эпоху гаджетов. На вырученные деньги он приобрел чуть ли не первый на Урале компьютер — лэптоп Amstrad. Чудо современной техники весило вместе с батарейками почти десять килограммов и портативным могло считаться с большой натяжкой. Компьютер имел жидкокристаллический мониторчик, но не имел жесткого диска — грузился с системной дискеты, которую потом нужно было заменить на рабочую. Так или иначе, диковинный гаджет открывал Кормильцеву двери в новую цифровую эпоху.
Необходимо заметить, что параллельно с бизнес-победами Илья всерьез увлекся историей, мифологией и топонимикой посещенных им азиатских горных пустынь. Через которые, к слову, пролегали в древности не только караванные пути, но и маршруты завоеваний Александра Македонского. Кроме того, именно в экспедиции, помимо таджикского словаря, наш герой впервые начал углубленно изучать Коран, резонно полагая, что для чтения священных книг, по его словам, «нужен разреженный воздух высокогорья, без бешеного ритма жизни внизу».
Не всем известно, что по результатам экспедиций Кормильцев написал философско-исторический трактат на итальянском языке, который затем вошел в книгу «Пещеры и история Центральной Азии», содержавшую отчеты об экспедиции и шикарно изданную в Италии. Его статья «Имя стены» посвящалась остаткам загадочных крепостных укреплений, перегородивших единственный проходимый перевал через горную цепь Байсун-Тау, в недрах которой и таились грандиозные исследованные пещеры.
Любопытно, что данный текст был написан Ильей спустя всего несколько месяцев после исторического падения Берлинской стены и заканчивался удивительным по красоте пассажем:
«Сказание не имеет окончания. Вопрос остается без ответа. Среди всех стен Азии, описанных в древних текстах, мне не удалось с уверенностью выделить нашу. Может быть, кто-нибудь прилежнее меня все-таки сумеет найти правду. Впрочем, любой опыт может послужить уроком. Урок этого маленького исследования прост: все стены однажды рушатся. Мы это отлично знаем. Некоторые важные обрушения мы видели недавно своими глазами. Никакое дело — неважно, правое или неправое, — нельзя выиграть под защитой стены. Стены рушатся и хоронят под собой имя архитектора. К несчастью, непреложна и другая истина: люди склонны возводить новые стены. Всегда».
Часть III. Шоу-бизнес. 1990–1998
Жизнь без Кормильцева
Стихи — безнадежно семантический вид искусства.
Девяностые начались для «Наутилуса» на хмурой ноте. Бутусов, помаявшись в Москве, окончательно переехал в Питер. После болезненного разрыва с Умецким он временно открестился от общения с прессой, сменил друзей и в очередной раз попытался начать жизнь заново.
Слава собрал практически новую рок-группу, сделав упор на музыкантов, игравших модную инди-музыку: Гогу Копылова из «Петли Нестерова», Сашу Беляева из «Телевизора», Олега Сакмарова из «Аквариума». Теперь «Наутилус» состоял из ленинградских музыкантов плюс великолепный Джавад-заде на барабанах.
Новая гитарная концепция подразумевала нетрадиционное исполнение песен, написанных Бутусовым за последние несколько месяцев. Аналогичные тенденции прослеживались и с рок-лирикой. В тот период Слава пытался обойтись в текстах собственными силами, словно бросая вызов самому себе: смогу или не смогу? В каком-то смысле это была, как он любил говорить, «проверка на вшивость». И эту проверку восставшему из пепла «Наутилусу» предстояло пройти на грандиозном фестивале «Рок против террора», в котором приняли участие практически все ведущие группы страны.
Дело было в московском Дворце спорта «Крылья Советов» весной 1991 года. Фестиваль начался еще на Ленинградском вокзале, где прибывшую из Питера внушительную рок-делегацию встречал бравурными маршами военный оркестр. Следующим пунктом акции оказалась пресс-конференция, состоявшаяся в одном из залов «Комсомольской правды». Журналисты, как правило, задавали поверхностные вопросы, сквозь которые музыканты продирались с превеликим трудом, пытаясь сказать что-нибудь значимое.
В монологе Бутусова — чуть ли не первом за последние полтора года — выделялось несколько моментов: о закрытии телепрограммы «Взгляд», о политической ситуации в стране и о взаимоотношении армии и народа. Изначально не большой любитель крупных рок-тусовок, Слава придерживался того мнения, что в нынешнее время выступление в хорошей компании просто необходимо.