Особенно доставалось от него рядовым сотрудникам, которым поэт «выносил мозг» прямо в рабочее время.
«Как возможно описать ураган? — вспоминает свою полемику с Кормильцевым будущий звукорежиссер «Чайфа» Алексей Густов, работавший неподалеку от Ильи. — Громадная энергия, резонерство и при этом дикая манера говорить. Бесконечные словоизвержения, но аргументированные. Мы часто общались на балконе, и для Кормильцева не существовало личного пространства собеседника. Как правило, он постоянно наступал, а я отступал. Парень был резкий, которому, как говорится, «палец в рот не клади». Откусит обязательно!»
В определенном смысле взвинченное настроение Ильи диктовалось пессимистичной атмосферой вокруг «Урфин Джюса». Их новый альбом «Жизнь в стиле heavy metal» грешил академическим формализмом и прорывом к новым вершинам не стал.
«Мы все находились в атасном тупике, — вспоминает Егор Белкин. — Кормильцев, например, считал, что третий альбом вообще не стоило записывать. Это, мол, уже не то. А что же то? Никто ничего не знал».
В итоге «Жизнь в стиле heavy metal» музыканты фактически не распространяли. Как чувствовали, что накличут беду. Так, увы, вскоре и случилось.
В свете активной антироковой кампании группой заинтересовались представители цензуры и органы правопорядка. Несмотря на эзопов язык и символизм большинства песен, музыкантов стали вызывать в областное управление культуры. В бархатной тиши партийных кабинетов они не без удивления узнавали, что пропагандируют чуждую советскому человеку «идеологию ницшеанства». И вообще, рок-коллективу настойчиво рекомендовали «сменить название и поэта». Это было лишь началом атаки на «Урфин Джюс».
Формальным поводом для идеологических обвинений послужили партизанские вылазки рок-группы в Казань, Волгоград и Челябинск. Вдали от нафталиновых горкомовских кабинетов концерты «Урфин Джюса» проходили при переполненных залах. Это был настоящий праздник жизни. Люди знали тексты песен, подпевая даже там, где это казалось невозможным. Илья счастливо улыбался из-за кулис: вирусный маркетинг с магнитофонными пленками «Пятнашки» сделал свое святое дело.
Осенью 1984 года, после выхода целой серии негативных статей, начальник отдела культуры Свердловского горисполкома Олюнин В. Н. вызвал к себе Сашу Пантыкина. Яростно перечеркивая машинописные листки с кормильцевскими текстами, он объявил, что коллектив вскоре будет расформирован. Затем в полемическом азарте Виктор Николаевич поведал ошарашенному композитору, что название его группы переводится не иначе как «еврейские сироты» (Orphan — сирота, Jews — евреи). Самого Пантыкина он не без сарказма назвал «сиротинушка» и тут же обвинил группу в пропаганде фашизма.
«Если талант идет неверным курсом и не хочет сделать поправку, то его уничтожают, и никто о нем никогда не услышит», — срываясь на крик, заявил Олюнин.
Это было официальным объявлением войны, и о ее последствиях можно было только догадываться. Буквально через несколько дней на совещании в областном управлении культуры тексты «Урфин Джюса» были названы «идейно вредными». Теперь ни о какой легализации и концертах в Свердловске не могло быть и речи.
«Нам тогда казалось, что это все — страшная глупость, — объяснял впоследствии Кормильцев. — Ни я в своих текстах, ни Пантыкин в музыке не ставили задачей пропаганду фашизма. Это был скорее некий социалистический идеализм. Наша критика действительности происходила не «справа», как у фашистов, а, наоборот, «слева», под флагом борьбы с пороками и недостатками. Но при этом «Урфин Джюс» нельзя было признать «своими», потому что чиновники прекрасно понимали, что критика была направлена конкретно в
От такого массового наступления у поэта и композитора начало «рвать крышу». Чтобы «не дразнить гусей», они ушли в глубокое подполье. Теперь встречались лишь по необходимости: с одной стороны — затравленный и нервный поэт, а с другой — непризнанные музыканты. В итоге их любимое детище превращалось в своеобразный «автомобиль без управления», который на полном ходу несло к обрыву.
«Урфин Джюс» как группа просуществовал всего несколько месяцев, а загибался в течение нескольких лет», — грустно признавался впоследствии Илья.
В этом нелепом мареве 25-летний Кормильцев сражался за судьбу своей группы, как говорится, «до последнего патрона». Зимой 1984 года он вторично женился и вскоре бескомпромиссно заложил в ломбард все драгоценности новой семьи. На вырученные деньги приобрел японскую портастудию, чтобы его боевые друзья могли записывать новые альбомы. Независимо от того, какая власть стоит на дворе.
Параллельно поэт «Урфин Джюса» отстаивал взгляды и идеологию группы на страницах всесоюзных газет. В нашумевшей статье «“Урфин Джюс” меняет имя» Кормильцев переходит в контратаку. Во время «круглого стола» с участием журналистов, представителей горкома комсомола и членов Союза композиторов Илья отважно декларировал право художника на критику и элементарную свободу слова.
«Нас только ругают, — заявил он в интервью «Литературной газете». — Выдергивают цитаты, обвиняют в критиканстве. Хотя есть множество тем, где критический запал просто необходим. Для молодых критический запал — явление естественное, они к недостаткам нетерпимы и хотят услышать в песнях отклик на свои проблемы».
Несмотря на эту публикацию, прессинг со стороны социума крепчал, и в какой-то момент от «Урфин Джюса» осталось лишь эхо, а от будущих альбомов и концертов — сожаления о нереализованных планах.
«Все эти страсти, тесную связь рок-музыки с диссидентством мы не понимали вообще! — возмущался впоследствии Илья. — Мы читали Аксенова, но тут же брезгливо откладывали в сторону. Или, когда слушали западные радиостанции и вдруг раздавался чей-то плачущий и что-то докладывающий голос, тут же кто-то из нас говорил: «Да убери ты этого козла! Переключи на рок-н-ролл!» То есть и антисоветское, и советское отвергалось нами с равной силой. Наша позиция была позицией абсолютной свободы: гулять с девками, пить портвейн, слушать и играть рок-н-ролл».
Но спокойно играть рок-н-ролл им уже не давали. И результаты андроповской травли не заставили себя долго ждать. Что именно происходило внутри «Урфин Джюса» в конце 1984 года, непросто определить даже сегодня. Скорее всего, трое музыкантов, озверевших от отсутствия концертов и бесцельных репетиций, стали закипать до точки взрыва. Что им было делать в такой сложной ситуации? И тогда они начали искать «стрелочника».
Как известно, «поиск крайнего» в рок-среде — традиционная забава, к слову, еще более популярная, чем алкоголь, фарцовка или наркотики. Здесь было важно найти «штрафника», и в какой-то момент в недрах «Урфин Джюса» наступило прозрение. В это непросто поверить, но музыканты дружно решили, что во всех бедах виноват... Кормильцев. Мол, все напасти происходят конкретно от Ильи.