– Тут в публичном режиме – слишком загружен, чтобы все видеть. В поле зрения твоей Эпифании, думаю, узлов триста-четыреста. Каждый может управлять десятками оверлеев. В толпе активных реальностей сотни, потенциально охрениллиарды…

Мири Хуан: <sm> Не стоит. Мой дедушка достаточно сообразителен, чтобы прикинуть хрен к носу и догадаться про невидимых наблюдателей. Нас. </sm>

Хуан Мири: <sm> Правда? Ну ты ж сама ему ключ к разгадке подкидываешь. Ты миссис Гу сделала видимой для Сю, и Сю это напрягает. Глянь, как она сторонится места, где ты показываешь Лену. </sm>

Мальчишка, кажется, потерял нить разговора.

– Конечно, когда два-три человека стоят, лазерный траффик в основном избыточен.

Они двинулись дальше по беговой дорожке. Пацан стал учить их сёрфингу через публичные точки зрения. Роберт и Сю Сян практиковались, и у них иногда получался согласованный ракурс. Сян, кажется, слегка расслабилась, по крайней мере, шагала ближе к Хуану и Роберту, чем в начале прогулки, но не отреагировала, когда Роберт шутливо заметил:

– Я бы сказал, что у нас уже получается просто ужасно.

Лена Сю: <sm> А я тебе что говорила! </sm>

Роберт пришел к выводу, что эту Сян на кривой козе не объедешь.

Таки не объедешь, и не только по беговой дорожке. Сю Сян бросила творческие уроки, поскольку стеснялась выступать перед классом, но на уроках труда была в своей стихии. Каждый день возилась с чем-то новым, азартно перелопачивая запасы мастерской. В это время она казалась совсем счастливой, улыбалась своим мыслям и что-то мурлыкала под нос. Некоторые проекты Сян новому Роберту были понятны с первого взгляда, кое о чем он мог догадаться, поразмыслив. Она же с удовольствием разъясняла.

– Может, внутри они и не предназначены для обслуживания пользователем, – говорила она, – но я понимаю, как работает то, что я соорудила!

Она за день выполняла семестровую норму трудовых проектов и наслаждалась каждой минутой.

Сю, однако, не совсем спятила: когда Роберт Гу давал уроки Хуану, она обычно избегала появляться. Роберт никогда не учил детей и не любил невежд. Хуан, при всех своих добрых намерениях, был и ребенок, и невежда. А Роберт притворялся, что учит его сочинять.

– Это несложно, Хуан, – слышал Роберт собственный голос.

Вишенка лжи на тортике притворства! Ну, может, и не совсем… Писать фигню несложно. Двадцать лет поэтических семинаров со старшекурсниками его в этом убедили. Писать годноту – дело другое. Умению сочинять прекрасные стихи не научишь. Гении так или иначе сами о себе позаботятся. Хуан Ороско талантами явно уступал всем студентам Роберта. По меркам двадцатого века – полуграмотный приготовишка… если не считать моментов, когда слова ему требовались для доступа к данным или интерпретации результата. О’кей, может, и не полуграмотный. Может, этих ущербных детей необходимо обозначать новым термином. Параграмотные? И провалиться мне на этом месте, если я его не научу плохому.

И так они сидели высоко на трибунах, запуская слова в небо. Хуан Ороско не обращал внимания на бегунов внизу и игроков вдали. В какой-то момент он перестал играться со шрифтами.

А потом настал день, когда он сочинил нечто образное и запоминающееся. Не совсем фигня. Почти достигает стандартов затертого клише. Мальчишка почти полминуты глядел в небеса, и у него аж челюсть отвисала.

– Это… офигительно. Слова… с их помощью я видел всякие штуки. – Он быстро покосился на Роберта, и по лицу мальчугана расползлась широкая улыбка. – Вы учитесь носить, а я – писать. Мы хорошо справляемся!

– Наверняка одинаково хорошо.

Но Роберт не сдержал ответной улыбки.